была написана на чужбине, вдали от привычной обстановки, она была крепкая, как выдержанное вино.
«Дорогой читатель, перед тобой повесть о Дидерике и Изелине. Повесть, написанная в счастливое время, в пору пустячных горестей, когда любая ноша кажется легкой, написанная от полноты души повесть о Дидерике, которого господь поразил любовью».
Юханнес жил за границей, никто не знал где. И прошло больше года, прежде чем это стало известно.
— Никак, стучат в дверь? — говорит однажды вечером старый мельник.
И оба они с женой умолкают и прислушиваются.
— Да нет никого, — говорит жена. — Уже десять часов, вот-вот стемнеет.
Проходит несколько минут.
В дверь стучат — на этот раз громко и решительно, словно набрались наконец храбрости. Мельник открывает дверь. На пороге стоит дочь хозяина Замка.
— Не бойтесь, это я, — говорит она, а сама робко улыбается. Она входит в комнату, ей предлагают стул, но она не садится. На плечах у нее только теплый платок, а обута она в открытые туфли, хотя весна еще не настала и на дорогах слякоть.
— Я хотела вас предупредить, весной сюда приедет лейтенант, — говорит она. — Лейтенант — мой жених. Наверное, он будет стрелять вальдшнепов. Вот я и хотела вас предупредить, чтобы вы не пугались.
Мельник и его жена удивленно смотрят на Викторию — не в обычае хозяев Замка предупреждать, когда их гости вздумают стрелять дичь в лесу и на лугах. Они смиренно благодарят ее: «Спасибо за вашу доброту».
Виктория повернулась к двери.
— Я только за этим и пришла. Подумала, вы люди пожилые, будет лучше, если я скажу заранее.
Мельник отвечает:
— Спасибо, что побеспокоились о нас, фрекен! Не промочила ли фрекен туфельки?
— Нет, на дороге сухо, — коротко говорит она. — Да и вообще я хотела пройтись. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Она поднимает щеколду и открывает дверь, но вдруг, обернувшись на пороге, спрашивает:
— Да, а что Юханнес? У вас не было от него вестей?
— Нет, не было. Спасибо на добром слове, фрекен. Не было.
— Наверное, он скоро приедет. Я думала, может, он вас известил.
— Нет, он не писал нам с прошлой весны. Должно быть, он за границей.
— Ну да, я знаю, что он за границей. Ему там хорошо. Он сам пишет в книге, — для него настала пора пустячных горестей. Стало быть, ему хорошо.
— Ох, дай-то господи! Мы его ждем. Только не пишет он нам, да и никому не пишет. А мы ждем.
— Стало быть, ему лучше там, где он сейчас, раз у него пустячные горести. Ему виднее. Я просто хотела узнать, не приедет ли он весной. Еще раз спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Мельник с женой провожают ее за порог и глядят ей вслед, а она, высоко подняв голову, идет в своих открытых туфельках по раскисшей дороге к Замку, обходя грязные лужи.
А два дня спустя приходит письмо от Юханнеса. Он вернется домой примерно через месяц, вот только закончит еще одну книгу. Все это долгое время дела его шли хорошо, скоро он завершит свою новую работу. В ней он дал волю своему воображению…
Мельник идет в Замок. На дороге он подобрал платок с меткой Виктории, она обронила платок позавчера вечером.
Барышня наверху, но горничная предлагает доложить. Что ему угодно?
Спасибо, ничего, он лучше подождет.
Наконец дочь хозяина спускается вниз.
— Вы хотели меня видеть? — спрашивает она и открывает дверь в соседнюю комнату.
Мельник подходит к ней ближе, протягивает носовой платок и говорит:
— А еще мы получили письмо от Юханнеса.
Радость озаряет ее лицо на мгновение, на одно короткое мгновение. Она отвечает:
— Спасибо, это и в самом деле мой платок.
— Он возвращается домой, — продолжает мельник почти шепотом.
Она принимает равнодушный вид.
— Говорите погромче, мельник. Кто возвращается? — спрашивает она.
— Юханнес.
— Юханнес? Ну и что же?
— Да нет, я просто… Мы подумали, что надо бы вам сказать. Мы тут с женой толковали, вот она и подумала… Позавчера вы справлялись, не приедет ли он весной. Так вот, стало быть, приедет.
— Вы, наверное, рады? — спрашивает дочь хозяина. — Когда же он приедет?
— Через месяц.
— Вот как. Это все?
— Ну да. Просто мы подумали, коли вы' спросили… И все. Больше ничего.
Мельник опять понизил голос.
Она провожает его до дверей. В коридоре они сталкиваются с ее отцом, и она роняет мимоходом громко и равнодушно:
— Знаешь, мельник говорит, что Юханнес скоро вернется домой. Помнишь Юханнеса?
А мельник, выйдя за ворота Замка, божится про себя, что ни за что на свете не будет больше таким простофилей и не станет слушать жену, когда ей померещится, будто она знает, что у кого на душе. Так он ей напрямик все и выложит.
7
Эту стройную рябину у мельничной запруды он хотел когда-то срезать на удилище. Прошло много лет, и рябина стала толще его руки. Он оглядел ее с удивлением и пошел дальше.
Выше по течению реки стеной стояли все те же буйные заросли папоротника, целая чаща, скот протоптал здесь тропинки, и листья папоротника сомкнулись над ними. Юханнес, как в детстве, пробивал себе дорогу сквозь заросли, раздвигая их руками и ощупью переставляя ноги. Насекомые и ящерицы прыскали во все стороны от шагов великана.
Наверху у развалин каменоломни цвели анемоны, фиалки и терновник. Он нарвал цветов, родные запахи вернули его к минувшим дням. Вдали синели холмы соседней деревни, на другом берегу залива куковала кукушка.
Он опустился на камень, посидел немного и начал напевать. Внизу на тропинке послышались шаги.
Был вечер, солнце село, но зной еще трепетал в воздухе. Леса, холмы и залив дышали безграничным покоем. По тропинке к каменоломне шла женщина. Это была Виктория. На руке у нее висела корзина.
Юханнес встал и поклонился, собираясь уйти.
— Я не хотела вам мешать, — сказала она. — Я хотела нарвать тут цветов.
Он не ответил. Ему не пришло в голову, что в ее собственном саду сколько угодно цветов.
— Я взяла с собой корзину, — продолжала она. — Но может быть, я ничего и не найду. Это для гостей, к столу. У нас будут гости.
— Вот анемоны и фиалки, — сказал он. — А повыше растет хмель. Но для хмеля, пожалуй, еще слишком рано.
— А вы побледнели с тех пор, как я вас видела, — заметила она. — Это было два года назад. Мне говорили, что вы уезжали. Я читала ваши книги.
Он по-прежнему не отвечал. Ему подумалось, что, пожалуй, следует сказать: «До свидания, фрекен», — и уйти. От того места, где он стоял, был всего один шаг до соседнего камня и еще один шаг до тропинки, где остановилась она, — отсюда уже легко спуститься с холма. Но она преграждала ему путь. На ней было желтое платье и красная шляпа, она была загадочна и прекрасна; шея ее была обнажена.
— Я мешаю вам пройти, — пробормотал он и спустился чуть ниже. Он сдерживал себя, стараясь не выдать своего волнения.
