это с известной точки зрения искусственно. Одни дикари живут и управляются безыскусственно. Везде и всюду промышленность была развита искусственными мерами. Я же принимал меры искусственные гораздо более слабые сравнительно с теми, которые для этой цели принимали и даже доныне принимают многие иностранные государства. Этого, конечно, не знают наши салонные невежды.
Александр III ввел при министре финансов Вышнеградском покровительственный тариф, и я всячески его поддерживал, несмотря на все приступы аграриев-дворян, но затем, к сожалению, я не мог принимать других искусственных мер. Закон, или вернее, произвол в образовании акционерных обществ (все cиe творилось в комитете министров) всячески стеснял их развитие.
Сколько 452 раз я ни поднимал вопрос о введении явочной системы при образовании акционерных обществ, я всегда встречал затруднение в министерстве, внутренних дел, вообще, и Плеве, в частности и особенности. Обыкновенно мне суют, что я де повыдавал промышленные ссуды из государственного банка, но, во-первых, вся сумма этих ссуд доходит до 50-60 миллионов рублей; смешно говорить о том, что ссудами такого размера можно искусственно народить промышленность Poccийской империи; во-вторых, значительная часть этих ссуд выдана нашим барам промышленникам из дворцовой камарильи или к ней близким, уже во всяком случае не при моем содействии.
Вообще, вопрос о значении промышленности в России еще не оценен и не понят. Только наш великий ученый Менделеев, мой верный до смерти сотрудник и друг, вопрос этот понял и постарался просветить русскую публику. Надеюсь, что его книга по этому предмету принесет пользу русскому обществу.
Конечно, когда он был жив, говорили, что он писал так, потому что подкуплен, заинтересован, но если вообще люди, то русские люди в особенности, всегда боле склонны отдавать должное мертвым, нежели живым.
Если, вследствие развития при моем управлении сети железных дорог и промышленности, я отвлек от земли 4-5 миллионов людей, а, значить, с семействами миллионов 20-25, то этим самым я как бы увеличил земельный фонд на 20-25 миллионов десятин. Но, конечно, при всей возможности этих мер, в вопросе об увеличении производительности народного труда они являются элементами второстепенными. Чтобы оплодотворить народный труд, необходимо поставить народ так, чтобы он мог и хотел не только производительно трудиться, но стараться всячески увеличивать эту производительность.
У нас же народ также трудится, как и пьет.
Он мало пьет, но больше, чем другие народы, напивается. Он мало работает, но иногда надрывается работою. Для того, чтобы народ не голодал, чтобы его труд сделался производительным, нужно ему дать возможность трудиться, нужно его освободить от попечительных путь, нужно ему дать общие гражданские права, нужно его подчинить общим нормам, нужно его сделать полным и личным обладателем своего труда - одним словом, его нужно сделать с точки зрения гражданского права - персоною. Человек не разовьет свой труд, если он не имеет сознания, что плоды его труда суть его и собственность его 453 наследников.
Как может человек проявить и развить не только свой труд, но инициативу в своем труде, когда он знает, что обрабатываемая им земля через некоторое время может быть заменена другой (община), что плоды его трудов будут делиться не на основании общих законов и завещательных прав, а по обычаю (а часто обычай есть усмотрение), когда он может быть ответственен за налоги, не внесенные другими (круговая порука), когда его бытие находится не в руках применителей законов (общая юрисдикция), а под благом попечительного усмотрения и благожелательной защиты маленького 'батюшки', отца земского начальника (ведь дворяне не выдумали же для себя такой сердечной работы), когда он не может ни передвигаться, ни оставлять свое, часто беднее птичьего гнезда, жилище без паспорта, выдача коего зависит от усмотрения, когда одним словом, его быт в некоторой степени похож на быт домашнего животного с тою разницею, что в жизни домашнего животного заинтересован владелец, ибо это его имущество, а Российское государство этого имущества имеет при данной стадии развития государственности в излишке, а то, что имеется в излишке, или мало, или совсем не ценится.
Вот, в чем суть крестьянского вопроса, а не в налогах, не в покровительственной таможенной системе, и не в недостатке земли, по крайней мере не в принудительном отчуждении земли для передачи ее во владение крестьян.
Но, конечно, если государственная власть считала, что для нее самое удобное держать три четверти населения не в положении людей граждански равноправных, а в положении взрослых детей (существ особого рода), если правительство взяло на себя роль, выходящую из сферы присущей правительству в современных государствах, роль полицейского попечительства, то рано или поздно, правительство должно было вкусить прелести такого режима.
Высшее правительство - государственная власть cиe вкусила, когда произошел удар от японской войны, затеянной по безумию и поощренной оберполицеймейстером Российской Империи Плеве в надежде, таким образом, поднять престиж власти, возвеличить нашу силу и режим и заставить смириться перед мощью и успехом. Ужасное влияние имеет на людей всякий успех. Это я испытал и на себе лично.
Но раз ты попечитель и я голодаю, то корми меня. На сем основании вошло в систему кормление голодающих и выдающих себя за голодающих. 454 В сущности наши налоги в мое время (до войны) сравнительно с налогами других стран были не только не велики, но малы. Но раз ты меня держишь на уздечке, не даешь свободы труда и лишаешь стимула к труду, то уменьшай налоги, так как нечем платить. Раз ты регулируешь землевладение и землепользование так, что мы не можем развивать культуру, делать ее интенсивнее, то давай земли по мере увеличения населения. Земли нет. - Как нет!?, смотри сколько ее у Царской семьи, у правительства (казенной), у частных владельцев? - Да ведь это земля чужая. - Ну так что же, что чужая. Ведь Государь то Самодержавный, неограниченный. Видно, не хочет дворян обижать, или они Его опутали. - Да ведь это нарушение права собственности. Собственность священна. - А при Александре II собственность не была священна, захотел и отобрал и нам дал. Значит не хочет.
Вот те рассуждения, которых держится крестьянство. Эти рассуждения есть результат самим правительством устроенного их быта и затем, конечно, они раскалены бессовестным огнем революции.
Революция по своим приемам всегда бессовестно лжива и безжалостна. Ярким доказательством тому служит наша революция справа, так называемые, черные сотни или 'истинно pyccкие люди'. На знамени их высокие слова 'самодержавие, православие и народность', a приемы и способы их действий архилживы, архибессовестны, архикровожадны. Ложь, коварство и убийство - это их стихия. Во главе явно стоит всякая с.....ь, как Дубровин, Грингмут, Юзефович, Пуришкевич, а по углам спрятавшись - дворцовая камарилья.
Держится же эта революционная партия потому, что она мила психологии Царя и Царицы, которые думают, что они тут обрели спасение. Между тем спасаться то было не надо, если бы их действия отличались теми качествами, которыми правители народов внушают общую любовь и уважение.
Еще в первый год царствования Императора Николая II я говорил с И. Н. Дурново, стараясь убедить его, что необходимо поставить земских начальников в более определенные рамки, отобрав от них функции судебные, но И. Н. Дурново мне категорически ответил, что скорее его руки отсохнут, нежели он подпишет какое бы то ни было изменение в положении земских начальников. После 455 него был назначен министром Горемыкин, бывший обер-прокурор сената и товарищ министра юстиции (при Манасеине и Муравьеве).
Когда он занимал это место, то он категорически высказывался против положения о земских начальниках. Я думал, что он пойдет на уничтожение произвола земских начальников. Собрались на частное совещание под председательством Горемыкина, на это заседание я взял с собою почтеннейшего члена совета министра финансов Рихтера, бывшего директора департамента окладных сборов, знатока крестьянского дела, который при Вышнеградском лишился места директора за его quasi либерализм (по нынешним временам он был бы правый октябрист, но, вероятно, не согласился бы иметь дело с председателем этой партии Гучковым, бретером, купчиком, моему нраву не препятствуй).
В совещании начали беседовать, как двинуть крестьянское дело. Рихтер указал на то, что нужно прежде всего изменить положение о земских начальниках. Тогда Горемыкин у себя дома его, Рихтера, самым грубым образом срезал, заявив, что сделавшись министром внутренних дел, он никогда не допустит, чтобы был тронут институт земских начальников. После такого обращения с почтеннейшим стариком, я вместе со своими коллегами по министерству финансов оставил заседание у Горемыкина*.
