минута. Да, папа, сегодня она опять плакала из-за ключа. Надо тебе знать, Виллац, что у фру Иргенс пропал маленький ключик от кладовой, и она мучается из-за него до смерти.
Фрекен Марианна позвонила и приказала подать фруктов.
– А ведь у нас здесь будет театр, – сказал Виллац.– Этот же самый молодой Теодор рассказал мне, что он строит театр. Он извинился, что строит его не моей земле.
– Да, уж этот Теодор! – сказал господин Хольменгро.– Совершенно верно, он расширяет сарай и перестраивает его под какое-то увеселительное заведение. И сарай стоит на вашей земле.
– Он стал настоящим мужчиной, этот Теодор; я помню его, когда он был вот такой маленький и ничего собой не представлял.
– В некоторых отношениях он толковый парень. И ему, по-видимому, везет.
– Кстати, почему он не может купить земли и таким образом вытеснить конкуренцию? Ведь земля здесь недорога.
– О, да. Конечно, это зависит от того, сколько вы за нее возьмете, но вообще-то – это дорогая земля, ценная земля. Цены на земельные участки в Сегельфоссе стали теперь совсем не те, что прежде.
– Этим я обязан вам, господин Хольменгро. Но, впрочем, я не собираюсь продавать землю.
Появились фрукты, виноград и яблоки в серебряной вазе. Марианна сказала лукаво:
– Фру Иргенс, папа говорит, чтобы вы не беспокоились о ключе.
– Нет, нет, – уклончиво отозвалась фру Иргенс.
– Ну, да, потому что это же – всего-навсего ключ. Но это было уж чересчур, и фру Иргенс ответила:
– Ваш папа все время говорит, чтобы я не беспокоилась, но я все равно не могу не огорчаться. А самое главное, я никак не могу сообразить и придумать, куда бы он мог деваться!
Все засмеялись, невольно улыбнулась и сама фру Иргенс, а господин Хольменгро стал утешать ее, говоря, что здесь нет воров.
– Не шутите с этим! – предостерегающе проговорила она.– К тому же вы чересчур добры. Есть люди, которых я не потерпела бы в людской, если б только могла прогнать их.
– Кого же именно?
– Прежде всего Конрада.
Господин Хольменгро неприятно взволновался. Конрад – это поденщик, тот самый молодчик, которого нельзя рассчитать без того, чтоб мельничные рабочие сейчас же не вступились за него и не устроили стачку. Господин Хольменгро сказал:
– Да ведь это было уж давно.
– Похоже, что опять начинается то же.
Господин Хольменгро заставил себя сделать веселое лицо, но он был явно встревожен. Некоторое время он сидел задумавшись, потом попросил извинить его на минутку и вышел из комнаты следом за фру Иргенс.
Молодые люди остались одни.
Молодой Виллац хотел было сказать что-то, полагая, что может продолжать, как и раньше, безразличную болтовню, но ошибся, – Марианна спросила сразу, и лицо ее побледнело:
– Почему ты ничего не писал мне? Значит ли это, что ты негодяй?
Возможно, что он и ожидал кое-чего в этом роде, но, во всяком случае, не сразу нашел подходящий ответ и изумленно взглянул на нее.
– Не горячись, – сказал он, вставая.– Я держался твоего последнего слова.
– Какого слова? Что я не хочу?
– Да, что ты не хочешь.
– Ах, так! – сказала она.– Но ты сам виноват, что я так сказала, ты меня замучил.
– А ты виновата, что я тебя мучил, ты играла со мной.
– Нет, ты лжешь! – прошипела она, и индейское лицо ее запылало яростью.
Молодой Виллац улыбнулся и сказал:
– Очень трудно подделывать чувства. Ты не взбешена ни на иоту!
Марианна овладела собой. Ну, нет, она-то была как нельзя, более искренной, но он охладил ее своими словами.
– Нет, я взбешена, – сказала она, – страшно взбешена! Я этого не заслужила. Что из того, что я это сказала? Молчи, пожалуйста! Я даже не помню, как его звали, а ты сам помнишь? Что это был за человек?
– Ты подразумеваешь: последний?
– Разве их много? О, Боже мой, перестань! Ты невыносим, я никогда не играла, никогда не играла. Да и ты не из таких, чтобы тобой стоило вертеть.
– В этом, пожалуй, есть доля истины, – ответил он. Но, конечно, он этого не думал. Молодой Виллац чувствовал, очевидно, свою силу и был оскорблен. Он представлял собою плохую подделку под англичанина, она же была резка и несдержанна.
