как воздушный таран. Штабс-капитану П.Н. Нестерову это стоило жизни и обессмертило его имя для будущих поколений. Штабс-ромистр А.А. Козаков, оставшийся после совершения воздушного тарана в живых, был на долгое время предан забвению за участие в гражданской войне на стороне Белого движения.
За годы войны общая численность самолетов воюющих стран, используемых в военных целях, выросла почти в 12 раз и превысила 10 тысяч. Значительно улучшилось качество военных самолетов. Скорость истребителей увеличилась до 200-220, разведчиков до 170-180, бомбардировщиков до 160-170 км/ч. На самолетах стали устанавливаться бомбардировочное и стрелковое вооружение, радиотелеграф, аэрофотоаппаратура. Это значительно расширило область боевого применения и объем задач, решаемых авиацией.
К осени 1917 года в составе Военного Воздушного Флота русской армии на истребительную авиацию приходилось - 40,1% всех самолетов, на бомбардировочную -14,6% самолетов и на разведывательную и выполнявшую задачи корректировки артиллерийского огня - 45,3% боевых машин от общего состава самолетного парка, используемого на театре военных действий.
Утвердившаяся в годы первой мировой войны концепция централизации руководства всеми воздухоплавательными силами и средствами русской армии на театре войны потребовала создания единого авиационного командования действующей армии под руководством великого князя Александра Михайловича Романова. В соответствии с приказом Верховного главнокомандующего от 18 января 1915 года за № 4 на базе Юго-Западного фронта впервые создается объединенное авиационное командование в виде Управления заведующего авиацией действующей армии. Таким образом, все имеющиеся авиационные части Сухопутных войск (за исключением Эскадры воздушных кораблей, находившейся в ведении Штаба Верховного главнокомандующего) были сведены под единое руководство.
По мере расширения боевых действий на русско-германском фронте заметно возрастала роль воздухоплавательных сил. Военная авиация постепенно превращается в одно из основных средств боевого воздействия на противника. Количественное и качественное развитие авиационной техники повысило роль военной авиации в бою, операции и войне в целом.
В декабре 1916 года, с учреждением должности Полевого генерал-инспектора Военного Воздушного Флота, она фактически признается отдельным родом Сухопутных войск русской армии. Одновременно с этим значительно расширяются функции и задачи ее центрального аппарата.
Немного ранее, с апреля 1916 года, центральный аппарат военной авиации и воздухоплавания разделяется на два органа военного управления. При Военном министре было создано Управление Военного Воздушного Флота (Увофлот), ведавшее вопросами организационного строительства военной авиации и воздухоплавания, материально-техническим оснащением и подготовкой летных кадров. Это позволило значительно разгрузить командование авиации действующей армии, оставив ему функции оперативного управления и руководство боевым применением авиационных отрядов.
В целом, к концу 1917 года, созданная структура боевого управления Военного Воздушного Флота обеспечила беспредельное господство в воздухе российской авиации на Юго-Западном и Румынском фронтах, а также значительно влияла на ход боевых действий на других фронтах Восточноевропейского театра войны.
Последовавшие в стране революционные события коренным образом изменили политическую обстановку в России.
Сохраненные, в большинстве своем, авиационные группы, дивизионы, отряды, парки старой Русской Армии легли в основу создаваемого Красного Воздушного Флота. Фронтовые, всеармейские съезды авиаторов, выбранные ими руководящие органы, поддержали объявленный политический строй государства. Переход к строительству регулярного Рабоче-Крестьянского Красного Военного Воздушного Флота (РККВВФ) был начат в соответствии с приказом Народного комиссара по военным делам от 25 января 1918 года № 84, которым предписывалось: 'Все авиационные части и школы сохранить полностью для трудового народа'. В связи с этим создаются новые органы управления в центре и на местах. ; ldn-knigi)
Дело началось с отправки на Дальний Восток комиссии, которая должна была, под видом экономического исследования Кореи, изучить ее более или менее с военно-географической точки зрения, получить концессии у Корейского Императора и положить начало завладения Кореей. Конечно, комиссия эта была отправлена на Дальний Восток по секрету от одних министров (в том числе от меня), вопреки несочувствию других (военного и морского министра) и при зажмуриваньи глаз третьих (министра иностранных дел и министра двора). Министр двора, почтеннейший барон Фредерикс, мне рассказывал, что когда явился к нему Безобразов, который первое время был правой рукою Великого Князя Александра Михайловича, просить, чтобы согласно Высочайшего повеления ему было выдано из кабинетских сумм 200.000 рублей на эту экспедицию, то он отказался иметь какие-либо сношения с Безобразовым и просил Государя избавить его от сношений с этими господами, а отнес 200.000 рублей в пакете Государю, чтобы он передал деньги Безобразову через кого-либо другого. При таких условиях, конечно, в комиссию не вошел ни один дельный и серьезный человек. Были взяты посторонние и ведомствам, и общественным учреждениям лица, в том числе оказался и Звегинцев, отставной, кажется, штаб-ротмистр кавалергардского полка.
Что касается Саввича, то это по специальности естественник, кажется анатом, сателит Гучкова и Звегинцева, и на мой вопрос, почему он явился в Думе деятелем именно по военным и морским делам, мне ответили, что он очень любить читать военные брошюры.
При таком положении вещей нужен был первый случай, чтобы дело разъяснилось. Такой случай представился в 1909 году, когда в Государственный Совет поступил из Государственной Думы законопроект о штате генерального штаба морского ведомства. Согласно этому проекту Государственная Дума устанавливала законом не только сумму расхода на это военное учреждение, но и количество должностей, ранг 443 и права каждого, а следовательно и самую организацию этого военного учреждения. При чем, так как это делалось законом, то, следовательно, всякое самое ничтожное изменение штата могло осуществиться только через Государственную Думу и Государственный Совет.
Таким образом, утверждая этот закон, создавался прецедент, в силу которого не только ассигнования сумм на те или другие учреждения военного ведомства должны зависть от Государственной Думы и Государственного Совета, но и вопросы самой организации и во всех деталях чисто военных учреждений должны также зависеть от этих законодательных учреждений. В конце концов права верховного вождя армии сводились бы преимущественно к военному представительству. При обсуждении этого законопроекта в комиссиях Государственного Совета произошло разногласие. Некоторые члены спрашивали мое мнение, как лица, принимавшего главное участие в составлении основных законов. Я высказал свое положительное заключение, что от законодательных учреждений зависит общий бюджет, а потому и бюджет ведомства обороны (военного и морского), но самая организация обороны, т. е. вся так сказать военная часть обороны, не подлежит ведению этих учреждения. Это очевидно, при беспристрастном толковании основных законов по прямому их смыслу. В данном случае от Государственного Совета зависит дать или не дать ту или другую сумму на ежегодное содержание морского генерального штаба, сумму, которая затем должна вноситься в бюджет на общем основании, но от этих учреждений не зависит утверждать штаты генерального штаба, т. е. определять законодательным порядком подробную организацию морского генерального штаба. В таком положении вещей нет ничего особенного; и в других странах с парламентами - парламенты подробные штаты военных учреждений не утверждают, а касаются дела только с финансовой, бюджетной стороны.
В Японии Император относительно военного и морского ведомства имеет еще большие права, нежели Русский Император, даже так, как я понимаю наши законы.
В разговорах со мною по этому делу Маклакова (кадета, члена Государственной Думы) и Ковалевского (члена Государственного Совета, самой левой группы) они признали, что такое толкование основных законов совершенно правильно. По этому вопросу приходил ко мне председатель бюджетной комиссии, бывший мой товарищ, когда я был министром финансов, Романов, я ему тоже высказывал мой взгляд, предупредив его, что я в этом смысле буду говорить в общем 444 собрании, т. е. я считаю своею обязанностью выяснить значение соответствующих статей основных законов; на мой же вопрос о том, как на это смотрит Столыпин, Романов мне сказал, что в виду разногласий по этому вопросу в комиссии он был у председателя совета министров, желая знать его точку зрения, но что Столыпин ему ответил, что он знает
