Он взволнованно ломал руки и крупными бешеными глазами ходил по конторе. Ну, да он сумеет отомстить, он бросит в лицо фрёкен своё кольцо и положит конец этой комедии. Он остановился возле конторки, снял кольцо и положил его в конверт, потом надписал адрес крупными угловатыми буквами; рука его сильно дрожала. В эту минуту в дверь постучали, он бросил письмо в конторку и захлопнул крышку.
Один из служащих пришёл напомнить ему, что давно уже пора закрывать склад. Можно ли им расходиться?
— Да, закрывайте. Постойте, я тоже готов и ухожу. Принесите ключи!
И Оле ушёл из конторы.
Пусть никто не говорит, что его сломил этот предательский обман, он покажет людям, что умеет сохранять самообладание. Он пойдёт в «Гранд» и отпразднует своё возвращение простой кружкой пива. Это чудесно! Вот у него в конторке лежит револьвер, что же, разве он собирается пустить его в ход? Была ли у него хоть отдалённая мысль об этом? Нет, отнюдь нет, разве только на одну секунду; он просто подумал, что, может быть, револьвер заржавел. Нет, слава Богу, жизнь ещё не так ему надоела...
Оле Генриксен отправился в «Гранд».
Он сел у самого входа и спросил себе кружку пива. Немного спустя кто-то хлопнул его по плечу. Он поднял голову, перед ним стоял Мильде.
— Ты что же это, дружище, — воскликнул Мильде, — сидишь здесь и не говоришь ни слова? С приездом! Пойдём к окошку, нас там несколько человек.
Оле Генриксен перешёл к окну. Там сидели Ойен, Норем и Грегерсен за начатыми рюмками вина. Ойен вскочил и радостно сказал:
— С приездом, милый Оле. Очень рад тебя видеть, я соскучился по тебе. Впрочем, я завтра приду к тебе и поздороваюсь с тобою по-настоящему, мне надо потолковать с тобою кое о чём.
Грегерсен равнодушно протянул один палец, Оле взял его, сел и сказал кельнеру, чтобы тот принёс сюда его пиво.
— Что такое, ты пьёшь пиво? — изумлённо спросил Мильде. — Разве можно пить пиво в такую минуту? Нет, давайте выпьем вина.
— Вы пейте, что хотите, а я выпью только эту кружку пива.
Но в эту минуту вошёл Иргенс, и Мильде крикнул ему:
— Оле пьёт пиво, но мы-то ведь не станем пить пиво, а? Что ты скажешь?
Иргенс нисколько не смутился, очутившись лицом к лицу с Оле, он просто кивнул ему и небрежно поздравил с приездом. Потом, как ни в чём не бывало, подсел к компании.
Оле смотрел на него и заметил, что у Иргенса не совсем чистые манжеты, да и платье не отличалось новизной.
Мильде повторил свой вопрос, не потребовать ли ещё вина? Оле хочет пить пиво, но это, ей-ей же, чересчур просто, в особенности в виду двойного торжества.
— Двойного торжества? — переспросил Грегерсен.
— Да, двойное торжество. Во-первых, Оле вернулся, и в настоящую минуту для нас это самое главное. А затем меня выбросили сегодня из мастерской, и это тоже имеет некоторое торжественное значение. Да, представьте себе, хозяйка пришла и стала требовать денег. «Денег?» — сказал я. И так далее, и так далее. Кончилось тем, что она попросила меня выехать в возможно короткий срок, через несколько часов. Я никогда не слыхал, чтобы можно было назначать такой срок. Положим, она предупреждала меня ещё месяц тому назад, но всё-таки... Впрочем, мне пришлось оставить несколько холстов... Так что я полагаю, что нам надо выпить ещё вина. Оле не такой человек, чтобы учитывать, что мы станем пить.
— Конечно, разве это меня касается? — подтвердил Оле.
Иргенс взял со стола пустую бутылку, недоверчиво осмотрел ярлык и сказал:
— Что это такое? Нет, уже если пить вино, так, по крайней мере, что-нибудь порядочное.
Подали вина.
Иргенс был в довольно хорошем настроении, он сказал, что удачно поработал сегодня, написал стихотворение, несколько строк положительно напоминали девичью улыбку. Но это исключение, за последнее время его творчество не отличается жизнерадостностью, да и не должно быть таковым.
И юный собрат его, Ойен, тоже был скорее весел. Конечно, у него нет ни денег, ни добра, но он довольствуется малым, и добрые люди помогают ему, грех отрицать это. Но сегодня произошло маленькое событие, внёсшее лишний луч радости в его скромное существование: один датчанин, собиратель автографов, написал ему письмо, в котором просил прислать ему его автограф. Это, может быть, не имеет особого значения, но всё-таки показывает, что мир не совсем позабыл о тебе. Ойен обвёл взглядом присутствующих, и взгляд у него был открытый и простодушный.
Друзья усердно чокались и постепенно развеселялись. Иргенс ушёл первым, за ним простился Ойен. Оле Генриксен сидел, пока все не разошлись, за исключением Норема, который, по обыкновению, задремал на своём месте.
Оле сидел и слушал разговор приятелей и изредка вставлял слово. Он чувствовал себя усталым, возбуждение его прошло, его охватило горькое разочарование и равнодушие ко всему. Вот он сидит сейчас в «Гранде», в компании пьяных людей, и рядом с ним Иргенс, который, может, радуется в эту самую минуту своей победе над ним, а он всё-таки не встаёт и не уходит. Разве ему не всё равно, где провести час или два?
Наконец он расплатился и встал.
Кельнер остановил его.
— Извините, — сказал он, — а за вино?..
— Вино? — спросил Оле. — Я выпил две кружки пива.
— Но за вино ведь тоже не заплачено.
— Ах, вот что, так господа не заплатили за вино? — На минуту в нём вспыхнула злоба, и он чуть не сказал, что если счёт пошлют в Торахус, то там сейчас же его оплатят. Но он не сказал этого, а только заметил:— Я не пил никакого вина, но, всё равно, я могу заплатить.
Оле взялся за бумажник.
Кельнер пустился в разговор, стал распространяться о различного рода гостях. Есть гости, с которых нельзя спускать глаз, а то они улизнут, не заплатив. Конечно, в данном случае это не то, совсем нет, и он далёк от подобной мысли. Писатели и художники народ честный, особенно писатели, с ними нечего бояться. Он знает их, изучил их всех и умеет угодить им. Это люди, которые имеют каждый свои особенности, и нужно их помнить, если хочешь быть хорошим кельнером. Все привыкли к тому, что они забывают платить, у них головы заняты совсем другим, они так учёны и так много думают. Но всегда находится кто-нибудь, кто расплачивается за них, и даже с радостью, стоит только сказать...
Оле заплатил и вышел.
Домой? Нет, что ему делать дома? Спать? Да, если бы это было возможно! Он плохо спал на пароходе и ещё не отдыхал с дороги, но лучше возможно дольше пробыть на ногах, всё равно ему не заснуть. Он шёл по самым тёмным улицам, здесь он чувствовал себя более одиноким, он был уже на пути к дому, как вдруг круто повернул назад и пошёл по направлению к крепости.
Здесь он неожиданно встретил Тидемана, который стоял один перед тёмными воротами и смотрел вверх на окна противоположного дома. Как он попал сюда?
Оле подошёл к нему, они с изумлением посмотрели друг на друга.
— Я пошёл прогуляться, немножечко пройтись, и случайно попал сюда, — смущённо заговорил Тидеман, даже не поздоровавшись. — Но, Господи, да ведь это ты. Оле! Когда же ты вернулся? С приездом! Пойдём отсюда!
Они пошли. Тидеман не мог опомниться от удивления. Слыханное ли дело! Он ничего не знал о возвращении Оле. Дома всё благополучно, он каждый день наведывался к старику, как обещал. В магазине тоже всё в порядке.
— Да, твоя невеста уехала, — сказал он, — я провожал её на вокзал. Должен сказать, что у тебя прелестная невеста. Она стояла в вагоне и была очень взволнована отъездом, она смотрела на меня чуть не со слезами, когда мы прощались. Ты ведь знаешь, какая она. А когда поезд тронулся, она вынула платок и стала махать мне. Да, стояла и махала мне платком только за то, что я проводил её на поезд. И она
