Молодая, удивительно красивая дама сидела на диване. Она просто заглянула к Иленам по дороге из города, она жила ещё дальше, в Гегдегаугене. Ей хотелось видеть Шарлотту. Её лоб был чересчур белый, а глаза зеленоватые и блестящие. На шее у неё была чёрная бархатная повязка, совсем как у ребёнка.
Гойбро тотчас же успокоился и превосходно занимал дам. Он мало-помалу оживился, нашёл многое, о чём говорить, и показал себя в общем с новой стороны. И Шарлотта и София были удивлены этой переменой в нём. Он знал сам, почему он весело шутил, надо, чтобы молодой даме не было скучно. Её нужно, как следует, заинтересовать. До сих пор он, к сожалению, оказывал Шарлотте слишком много внимания, сегодня вечером ни у кого не должно возникнуть подозрения по отношению к нему, ему надо уметь владеть собою.
Шарлотта часто кидала на него взгляды. От холода на улице его лицо приобрело сильный румянец, он сиял, его слова играли. Под конец она напомнила ему, что он обещал ей некоторые доказательства, нельзя ли ей их посмотреть?
Да, сию минуту он их принесёт.
И он поднялся.
А нельзя ли ей последовать за ним? Шарлотта тоже поднялась. Тогда для него будет меньше хлопот?
— Нет, — сказал он коротко. Она тихо села снова.
Гойбро был уже за дверью. Что с нею произошло? Сегодня вечером она хотела войти к нему, говорить с ним, что это значило? Да, да, он знал хорошо, что сегодня он не стеснял её, его сердце было теперь спокойно.
Он вернулся со своей брошюрой, развернул исписанные листы на руке и сказал:
— Да, вот, значит, доказательства, это маленькая ночная работа. Ха-ха, вам, вероятно, не кажется, что она велика? Нет, я не привык писать, я слишком много размышляю, поэтому работа так медленно подвигается. Но я в самом деле занимаюсь по вечерам.
София спросила:
— Что это такое? Да, но что же это такое?
— Как бы мне это назвать? — ответил он. — Политическое произведение, в самом деле, небольшое предостережёние, трубный звук, по мере сил.
— Ну, было бы, во всяком случае, интересно прочитать его.
— Нет, нет, — сказал он. — Бог знает, выйдет ли вообще что-нибудь из этого. Но ему хотелось закончить работу.
— Я уверена, что она будет хороша, — сказала Шарлотта тихо.
Откуда она могла знать? Он покраснел, он был прямо-таки растроган, сказал спасибо, с неуклюжей улыбкой, и снова обратился к молодой даме на диване. Затем он продолжал рассказывать с того места, на котором остановился, когда его прервали, это приключение на охоте, про которое он начал; дама сказала, что она уже почувствовала запах сосен в комнате. Она тоже была из провинции и только последний год жила в Христиании, она могла так искренно разделять его радость при виде леса и поля и молодняка под открытым небом...
Она говорила мягким, немного слабым голосом.
Затем послышались шаги в передней, Фредрик пришёл домой.
Фредрик не был в хорошем настроении. Со времени открытия стортинга дела приняли ещё более плохой оборот для него, не было уже и речи о том, чтобы поместить хоть самый ничтожный кусочек его науки. «Газета» снова была чисто политическим органом, с передовицами обо всех важных вопросах и с самыми сильными нападками на правительство каждый день.
Это министерство, которое начало так удачно, которое имело народного героя и полубога своим руководителем, всё более и более колебалось. Оно едва ли продержится до конца сессии стортинга, и никто не был так сильно заинтересован в его падении, как «Газета». Это были, в самом деле, беспокойные времена, мятежные времена. Министерство, которое осмеивалось и проклиналось всеми либеральными органами за его предательское отступничество, которое падало под страшной тяжестью всеобщего презрения, которое находилось в зависимости от милости стортинга, медлившего нанести ему смертельный удар, — при этом раскол левой, среди которой шла перебранка из-за проведения последних больших реформ; переход старых политиков то к одной, то к другой партии; тревога, смятение и шаткость убеждений со всех сторон.
Илен никогда в своей жизни не жил раньше в таком возбуждённом состоянии, ему становилось всё более и более ясно, что партийная политика не была его специальностью, и он трудился, как раб, чтобы совсем не сдаться. Он мало-помалу перешёл от описания употребления можжевеловых ягод для медицинских целей — нечто, откровенно говоря, не привлекавшее всеобщего интереса — к статьям о домашних средствах против болезней, извлечение из одной популярной врачебной книги. Он опускался всё ниже и ниже, писал о чистоте улиц, о канализации, и кончил статьёй об уходе за мясом на рынках... Ниже пасть было невозможно. Какое расстояние между его народным вопросом в два миллиона и этим предостережёнием для мясников Христиании держать свои передники в чистоте! Но для окончательного его унижения редактор теперь потребовал, чтобы он писал отчёты о суде, и при этом Люнге, к сожалению, принуждён был лишить его постоянного жалованья и посадить на построчную плату за все небольшие оригинальные работы. Всё это произошло сегодня, как раз теперь, когда он уходил из конторы.
Илен был печален и мрачен; мать спросила:
— А построчная плата разве так плоха?
— Нет, мама, — ответил он, — она могла бы быть очень хорошей, если бы только печатали всё, что я пишу.
В комнате стало тихо. Даже Гойбро сидел одно мгновение безмолвно. Фру Илен не могла, значит, отдать ему небольшой долг, что же тогда будет с его взносом в банк за следующий месяц? Он, во всяком случае, не покажет огорчения сегодня вечером, будь, что будет! Он подошёл к Фредрику, заговорил с ним ласково, сказал, что если как следует научиться писать построчно, то обыкновенно начинаешь это находить куда лучше, больше чувствуешь себя своим господином, можно также работать дома.
— Да, — сказал Фредрик, — вот это я попробую.
Молодая дама встала с дивана, чтобы уходить. Гойбро предложил проводить её домой, и дама сердечно поблагодарила его за любезность. Но ведь было бы жестоко вытащить его снова на улицу в такую погоду?
Ничего подобного! О, для него одно лишь удовольствие быть, как следует, запорошенным снегом!
Но тут Шарлотта тоже поднялась и отвела мать с собою в угол. Ей тоже очень хотелось бы пойти с ними, можно? Только в этот раз! Милая!
Какое сумасбродство! Что такое происходило с Шарлоттой весь вечер? Она снова желала уйти из дома, она просила с блестящими глазами позволить ей пойти с этими людьми снова в метель. Мать покачала головой, а Шарлотта продолжала просить шёпотом.
Тогда Гойбро тоже догадывается, что она замышляет, он качает головой и говорит с улыбкой:
— О, .. нет! Эта погода действительно не для вас, фрёкен.
Она смотрит на него, кидает на него быстрый опечаленный взгляд и порывистым движением снова садится на свой стул.
Когда Гойбро явился вечером домой, проводив чужую даму, он слышал, что Шарлотта ещё сидела в своей комнате.
XI
Утром Шарлотта провожала своего брата в редакцию. Он должен был уже в половине десятого быть в суде и был сильно расстроен. К чему он учился и писал, если его теперь заставляли приготовлять маленькие заметки о суде?
Редактор ещё не пришёл. Секретарь дал Шарлотте иллюстрированные газеты и журналы из
