— Нет, — отвечала она. — Но ты часто ходишь в Сирилунн.
— Ну и что? Прикажешь мне подыхать с тоски? Уж молчала бы лучше, матушка. Просто когда я в отчаянии, я ухожу из дому, только и всего.
— Значит, каждый день все восемь месяцев ты непрерывно был в отчаянии, иногда больше, иногда меньше?
— Да, — ответил он и дважды кивнул в подтверждение собственных слов, — это не лишено справедливости.
Чтобы избегнуть дальнейших колкостей, она спросила:
— Ты не находишь, что Марте лучше бы вернуться домой к матери?
— Это почему ж? Впрочем, возможно. Нет, всё-таки нет. Когда она бегает в лавку с моими поручениями, она заодно видит там своего отца. И получается очень складно.
Пауза.
— Может, тебе и в самом деле следовало выйти за Бенони-Почтаря, — сказал он раздумчиво.
— Следовало, говоришь?
— А ты сама как думаешь? Я для тебя неподходящий муж.
Она взглянула на него. Поскольку макушка у него давно уже блестела лысиной, а сзади, напротив, росли густые, короткие волосы, затылок казался бесформенно большим. При такой уродливой голове он смахивал на карлика, особенно сейчас, когда сидел поникнув и словно бы без шеи.
Не дождавшись ответа, он продолжал:
— В жизни не думал, что ты такая занудная особа.
— Скажи уж лучше, что я для тебя неподходящая жена.
Молодой Арентсен сидел, разглядывая свои руки, потом поднял глаза, упёр их в стену и промолвил:
— Можешь говорить что хочешь, но на свете нет другой любви, кроме ворованной.
Лицо у Розы исказилось, и тень заволокла её глаза, словно зашло солнце.
— В тот самый миг, когда любовь бывает узаконена, она делается свинской, — завершил свою мысль молодой Арентсен. — И в тот же самый миг она становится привычной. Но и в тот же миг любовь исчезает.
XXIII
Описав дугу, галеас вошёл в бухту, немного погодя туда же вошли обе шхуны, и все три корабля бросили якорь перед сушильной площадкой Мака и перекинули швартовы на берег. За работой Свен-Сторож высоким голосом распевал морские песни, да так, что было слышно аж до самого Сирилунна.
— У меня и собственная гора есть, — сказал Бенони, — но пока суд да дело, я могу сушить свою рыбу и на Маковых площадках.
Он хорошо сейчас выглядел, рослый, в высоких сапогах и двух куртках, но его густая шевелюра уже начала немного седеть возле ушей.
Немного погодя он на вёслах подошёл к причалу вместе со Свеном и ещё одним человеком — Бенони с первой минуты вёл себя как хозяин рыбы.
— Завтра начну промыв, — говорил он людям, которых встречал по дороге.
Среди людей, столпившихся на пристани, один человек пришёл не ради Бенони, а ради Свена, была это женщина, покрытая шалью, и звали её горничная Эллен. Судя по всему, она начисто выкинула из головы пятидюймовый нож, и схватку в сочельник, и даже самого Мака, она была такая ласковая со своим парнем, как никогда прежде, при всём честном народе она взяла его за руку.
— Добро пожаловать домой! — сказала она. А шаль она накинула не без причины, большую шаль, концы которой свисали до колен, скрывая известные обстоятельства.
Бенони пошёл к Маку в контору.
А Мак как раз беседовал с Розой. Была при ней и маленькая Марта. Марта держала в руке жестяное ведёрко и очень гордилась, что ей доверили нести его. Роза пришла куда более тихая и понурая, чем обычно, и как бы шутливым тоном заговорила:
— Мы не могли бы и дальше получить кредит в лавке?
— Да? — вопросительным тоном отозвался Мак. — Ну, конечно. А разве вам это нужно?
— Нет, нет, — отвечала она, — но Николай куда-то ушёл, вот я и подумала, что он здесь.
— Нет, он у нас не часто бывает.
Роза между тем отправила маленькую Марту в лавку к отцу. И сказала:
— Напротив, он у вас часто бывает.
Мак решил отмахнуться от её вопросов:
— Сильно преувеличено! Ох, уж эти женщины.
Ах! Старая пономарица собралась от них съезжать, и это был такой стыд, такой позор, просто слов нет, до чего стыдно. И всё из-за какой-то толики еды, из-за того, что Николай за всю зиму ничего не заработал. Не может ли Мак сказать ему несколько слов, что-нибудь для них сделать? Если Мак приветливо с ним поговорит, на Николая это должно подействовать. Это общение с кузнецом... эти вечные походы в Сирилунн...
— Опять ты преувеличиваешь! Роза безнадёжно помотала головой:
— Ходит, ходит, каждый день, иногда два раза на дню... Всё так ужасно, эта жизнь, этот тон... А девочка всё слышит! Нет, ей надо во имя Божье возвращаться назад к матери... Может, Мак всё-таки поговорит с ним, по-доброму, осторожно? Вечное торчание у стойки... это всё так неприлично...
Мак был бы рад утешить свою крестницу, а потому и пообещал ей заняться этим делом.
— Скажи ему, что ни один порядочный человек... Вот теперь рыбаки пришли с Лофотенов, тут бы Николаю как раз и сидеть дома, чтобы люди могли его застать! Не то чем это всё кончится... Подумать только, торчать здесь, перед стойкой — и это адвокат?
— Преувеличение. Другое хуже: он проигрывает свои дела.
— Да, и дела он тоже проигрывает.
— Тебе бы надо выйти за Бенони, — сказал Мак.
— За Бенони? Совсем не надо! — с горячностью возразила она и залилась краской. — Ты это и сам прекрасно знаешь. Мне надо было выйти за того, за кого я вышла.
— И сделала большую глупость. Ты не послушала моего совета...
Роза перебила:
— Значит, я могу просить у Свена кой-какую мелочь в лавке...
Бенони идёт к Сирилунну и встречает по дороге Розу с маленькой Мартой, которые возвращаются из лавки. Увидев, кто идёт ему навстречу, он замедляет шаги, и его словно ударяет в сердце. Бояться Розы ему нечего, да и то сказать, на этой ровной дороге нет возможности разойтись. С другой стороны, попробуйте через столько времени, после стольких событий идти нормальными шагами. Но и она тоже заприметила, кто идёт ей навстречу, и в её походке тоже появилась какая-то неуверенность. Казалось, она готова провалиться сквозь землю.
— Добрый день, — сказал он.
Он с первого взгляда увидел, как изменили её прошедшие месяцы. Маленькая Марта сделала книксен22, очень мило, но Бенони это показалось каким-то чуждым, только у благородных людей дети делают книксены, приседающая в книксене девочка вдруг напомнила ему всем своим видом, что это благородные люди и что Роза с тех пор, как он видел её в последний раз, стала замужней женщиной.
— Добрый день! С благополучным возвращением с Лофотенов, — сказала Роза, как и полагается в таких случаях.
— А ведро для тебя не тяжело? — спросил Бенони у девочки.
Господи, да что он несёт! Хорошо ещё, что можно спрятаться за ребёнка. Впрочем, и Роза тоже в полном смятении наклонилась к девочке и спросила у неё:
