если бы меня кто-то случайно убил, его бы не наказали.
— А если бы губернатора?
— Тоже!
— Ну а если бы кто-нибудь случайно убил царя?
Судья смутился и строго заметил:
— Об этом, сударь, вы лучше помолчите.
Багриновский пытался сделать суд понятным для народа, и его за мудрые решения прозвали Соломоном. Разбиралось как-то дело о двух охотниках, купивших в складчину одну собаку и потом заспоривших, кому она должна принадлежать. Багриновский вместе с публикой вышел из судебной камеры на бульвар и предложил судящимся охотникам разойтись в стороны и кликать к себе спорную собаку. К кому она побежит, тот и ее хозяин.
Свешников за гуманность, правдивость и ум заслужил о себе хвалебную фразу: «Это сама христианская мудрость».
Мировые судьи быстро стали надеждой и опорой народа, до того боявшихся судебных чиновников пуще бешеных собак.
В Александровском сквере Петербурга было устроено подобие притона, отчего там часто происходили беспорядки. Мировой судья Матвеев явился туда как-то под вечер и, убедившись в справедливости жалоб, распахнул пальто и показал на шее судейскую цепь. Он предложил окружившим его местным обывателям следовать за ним в судебную камеру, чтобы составить и подписать протокол о ликвидации этого злачного места. Толпа беспрекословно исполнила его предложение.
Судья Квист, проходя по Невскому проспекту, заметил двух мужчин, пристававших к женщинам. Он представился им судьей, привел в свою камеру и, прочитав назидательную речь, оштрафовал. Оба нарушителя порядка внесли деньги и удалились сконфуженные.
Судья Неклюдов, чей участок обслуживал самые нищие слои петербургского населения, ютившегося в окрестностях Сенной площади, выслушивал жалобы своих подопечных в любое время дня и вечера, для чего его можно было просто остановить на улице. Он обходил жилища истцов и ответчиков, изучая их нравственное и имущественное положение, и серьезно относился к каждому разбирательству, хоть все они были, по выражению богатых адвокатов, грошовыми.
Увы, шли годы, и мировые судьи постепенно стали изменять традициям своих предшественников, все более превращаясь в бюрократов и крючкотворцев. Но яркие личности все-таки встречались вплоть до упразднения мирового суда декретом Советской власти от 22 ноября 1917 года.
Стенограммы мирового суда записывались, как правило, газетными репортерами, любившие посещать судебные заседания почти наравне с пожарами. В столичных и провинциальных дореволюционных газетах, в сборниках и брошюрах было напечатано множество стенограмм мирового суда. Это замечательный, до сих пор не востребованный исторический материал, где во всей своей обыденности представлены быт, нравы и речь российских обывателей второй половины XIX века.
Обычный день мирового судьи
Зная в своей жизни один вид суда — полицейскую расправу, простолюдины ежедневно переполняли камеры мировых судей, впервые познавая азы правопорядка. Конечно, этот новый гласный суд не избежал ошибок, нарушений законности. Но он достиг главного, что было в России в отношении судопроизводства всегда немыслимо, — доверия к себе населения.
Работа мировых судей, учивших неграмотное и полуграмотное население России жить по закону, — это повседневный подвиг…
Мясницкий участок московского мирового судьи Я. А. Бояркина, что на углу Малоуспенского и Дегтярного переулков, возле Маросейки. Ничем особо не примечательный рабочий день — 13 ноября 1867 года. Половина одиннадцатого утра. Мировой судья сидит за столом и принимает прошения. Невдалеке от него за столиком поменьше — письмоводитель. Длинная вереница посетителей. Каждый дожидается своей очереди или стоя у стены, или сидя на стуле.
К Боярки ну подходит мужчина, кланяется и подает письменную просьбу. Пробежав ее глазами, судья говорит:
— И охота вам опять затевать дело с этой выжившей из ума старухой! Ее и судить-то строго нельзя.
— Как вам угодно, — переминаясь с ноги на ногу, говорит проситель. — Только она апеллировать хочет.
— Ну, если будет апеллировать, тогда можете и жаловаться. Время еще не уйдет.
— Хорошо-с, — соглашается проситель и берет свою просьбу назад.
— Впрочем, — прибавил судья, — я не имею права отказаться принять просьбу. Я только советую не подавать.
— Я теперь не подам, — говорит проситель и, раскланявшись, отходит от стола.
Подошел другой господин с прошением. Судья вполголоса прочитал его и тотчас решил:
— Разбирательство будет 18 ноября, в 10 часов. Вы приходите к этому времени, а ответчика я вызову.
Теперь очередь пожилого крестьянина в полушубке из дубленой овчины.
— Вы требуете, чтобы сын дал вам содержание? — обращается к нему Бояркин, прочитав просьбу. — Но вы должны знать, что закон обязывает детей давать родителям пропитание и содержание
— У моего сына деньги есть — у него портняжное заведение.
— Но, может быть, вы и без него можете хорошо жить? Знаете, родители иногда только из зависти требуют содержания от детей.
— Нет, господин судья, у меня малолетних детей много. Я его с тем из деревни и отпустил, чтобы он помогал мне.
Судья назначает время разбирательства и уже готов слушать следующего просителя.
— У нашего хозяина, — начинает излагать свое дело тот, — две лампы пропали… Он меня отпустил, а расчета не дал.
— О краже этих ламп ваш хозяин заявлял?
— Нет. Только отпустил меня, а расчета не дал. Велите расчет дать.
— Паспорт он вам отдал?
— Паспорт отдал, а жалованье не заплатил.
— Идите к тому столу, — судья указывает на письмоводителя, — там запишут вашу жалобу.
Тотчас другой мастеровой излагает свою жалобу:
— Я у фортепьянщика живу, где «Русский магазин» на Кузнецком. У нас вчера в заведении случился скандал…
— Что такое скандал? — перебивает его судья.
— Да так, молодцы между собой подрались.
— Вы так и называйте драку дракой. А то еще какой-то скандал выдумали.
— Так вот, один из мастеров мне и говорит: «Ты, любезный, зачем жульничаешь?» И всем: «Вы думаете, что он к заутрене ходит? Нет, он жульничает»… Обидел он меня, господин судья. Больно обидел!
— Так вы, стало быть, жалуетесь на то, что вас обругали жуликом?
— Да, этот самый мастер говорит, что я жульничаю. Помилуйте, где же я жульничаю? Я четырнадцать лет у Штурцваге жил. Можете спросить, что я есть за человек.
— Идите, вашу жалобу запишут.
К судье подходит мальчик лет тринадцати и жалуется на своего хозяина, что он нанес ему побои.