И они завели речь о греческих носах, об их значении, и как они выглядят. Под конец Август договорился Бог знает до чего, рассказывая о носах, к которым приделан молоток либо пила.
Поулине перебила его:
— Да ты совсем с ума сошёл!
— Я? С ума? А разве не я повидал на этом свете великое множество разных народов? Мы были и в таком месте, где мужчины ходят нагишом, а у женщин в мочке каждого уха висит вместо серёжки пустая банка из-под сардин.
— Ха-ха-ха!
Захохотали все, Ездра и тот откинулся на спинку стула и хохотал, один только Эдеварт оставался серьёзным и даже не улыбнулся. Поулине толкнула его:
— Ты никак заснул?
— Заснул? Нет.
— Но ты сидишь и молчишь.
— А он всегда так сидит, — вмешивается Лувисе Магрете. — Иногда с ним очень даже скучно, — жалуется она.
Поулине неприятно, когда Эдеварта в чём-то укоряют, ей хочется, чтобы он был живой и весёлый, поэтому она продолжает свою речь:
— Ты мне лучше расскажи, почему ты так ни разу и не написал нам.
— Ты права, — отвечает он, — я и в самом деле ни разу не писал домой. Я, правда, собирался, но...
— А мы-то ждали, а мы-то спрашивали, нет ли для нас письмеца...
— Да мне вроде как не о чем было писать.
Йоаким вмешивается и урезонивает сестру:
— Не приставай к Эдеварту из-за этого. Зато теперь он сидит здесь собственной персоной.
— Так вроде и пора уже...
Август пережидает, может, хоть сейчас Эдеварт заговорит? Нет. Тогда он сам говорит как бы к слову:
— А вам Эдеварт случайно не рассказывал, что он и сейчас не приехал бы, не будь меня?
Молчание.
— Потому что я все консульства перетряхнул, чтобы сыскать его. Тебе вроде бы два из них присылали телеграммы?
Эдеварт утвердительно кивнул.
Тут Август расхрабрился и спросил без тени смущения:
— А тебе, миссис Эндрюс, это известно?
— Нет, — отвечает Лувисе Магрете, — ничего мне не известно. Что делать, Эдеварт мне вообще ничего не рассказывает.
Поулине, по-прежнему готовая сгладить неловкость, спрашивает шутливо:
— Так, значит, ты ничего не рассказываешь своей жене? Очень мило с твоей стороны.
Эдеварт улыбается какой-то пустой улыбкой и отвечает:
— А мне думается, я ей про это рассказывал.
Но тут Августу приходит в голову, что его великие деяния по части консульств не вызвали должного одобрения, поэтому он снова возвращается к этой теме и спрашивает Эдеварта:
— Ты, верно, получил телеграммы из консульства в Канаде и в Мичигане?
Эдеварт утвердительно кивает.
— Так я и думал. Они там хорошо знают меня. — Но Август опять не слышит ожидаемых похвал, поэтому он заводит разговор о другом: — Между прочим, среди вас, землевладельцев, не сыщется кто- нибудь, кто продаст мне участок под строительство дома?
Молчание. Никто не желает рассуждать на эту тему, только Йоаким любопытствует:
— Ты что, хочешь строиться?
Август говорит, что подумывал об этом, если только заимеет подходящий участок. Пора бы и ему успокоиться и осесть на одном месте.
Наконец на его вопрос отвечает Каролус:
— Вот разве что Ездра что-нибудь тебе продаст.
Ездра:
— Я? Мне и самому-то земли не хватает.
— У тебя её больше, чем у всех нас. Да ты ещё и выгон у меня откупил, так что я остался почти без ничего.
Ездра молчит.
— Ну выгон-то мне как раз и не нужен, — говорит Август.
На это Каролус:
— А у Ездры всякая земля есть, и пахотная, и выгон.
— Это как же так? — взвивается Ездра, словно его пырнули ножом. Он раб земли, он земляной червь, он болезненно жаден на землю, он хочет иметь её всё больше и больше, и никогда ему не будет довольно. — Это как же так? — с жаром повторяет он свой вопрос. — Нам что, прикажешь распродать свою землю?
Август:
— Просто невероятно, если вдуматься. Возвращаюсь я домой после двадцатилетней отлучки и не могу купить себе пятачок земли, чтобы поставить на нём хижину и жить в ней.
— А какая земля тебе нужна? — спрашивает Йоаким.
— Да обыкновенный участок для дома, а к нему кусочек пахотной земли.
— Что ж ты на нём собираешься сажать?
— Этого я так сразу не скажу.
Каролус явно не хочет, чтобы его опередил Йоаким, поэтому он говорит:
— Ладно, получишь от меня участок.
— Вот этого я и хотел, — говорит Август, — у тебя именно та земля, какая мне нужна.
— Ты наш земляк, — продолжает Каролус, — да чтоб ты не получил у нас жалкий клочок земли? Да тогда мы будем последние скоты, а не люди!
Со всех сторон слышатся возгласы одобрения, даже Ездра с женой и те одобрительно кивают.
Каролусу нравится чувствовать себя в центре внимания, и так как он выступил в роли благодетеля, то желает по возможности затянуть разговор:
— Поскольку ты, Август, таков, каков есть, поскольку ты дал нам в долг настоящий невод с лодкой и полной снастью и мы все сейчас в долгу у тебя, неужто нам не пойти тебе навстречу, когда что-то понадобилось тебе?
Август перебивает его:
— Да не нужна мне никакая аренда! — И, заметив, что все навострили уши, произносит знаменательные слова: — Я плачу наличными!
Это неожиданное высказывание придало Августу ещё больше блеска, он возвысил себя над остальными полленцами, закончил разговор как победитель, которым все восхищаются и которого никто не может понять. Наличными? Он, кому причитаются деньги за целый невод, вовсе не настаивает на уплате долга!
Йоаким сидит и чувствует некоторую неловкость — ведь это не он предложил Августу землю. Ему хочется покончить со всей этой историей, а потому он спрашивает у Поулине:
— Тебе, как я понимаю, нечем больше потчевать наших гостей?
— Нет, — отвечает Поулине и встаёт из-за стола, — на доброе здоровье и не стоит благодарности. Нет, нет, с какой стати пожимать мне руку за такое скромное угощенье!
VI
