— В одиннадцать часов вечера, — ответил я.
На следующий день, придя на митинг, я понял, насколько мудрым был совет Фирузшаха. Митинг происходил в зале института сэра Ковасджи Джехангира. Я слышал, что, если на митинге собирается выступить Фирузшах Мехта, зал всегда бывает битком набит главным образом студентами, желающими послушать его. Впервые я присутствовал на таком митинге. Я увидел, что лишь немногие смогут услышать меня. Я дрожал, когда начал читать свою речь. Фирузшах все время меня подбадривал и просил говорить громче, еще громче. Но от этого я только сильнее робел, и голос мой становился все глуше и глуше.
Мой старый друг адвокат Кешаврао Дешпанде пришел мне на выручку. Я передал ему текст. Голос у него был как раз подходящий. Но аудитория не желала его слушать. Зал оглашался криками: — Вача, Вача! Тогда встал мр Вача и прочел речь удивительно успешно. Аудитория совершенно успокоилась и прослушала речь до конца, прерывая ее в должных местах аплодисментами и возгласами «позор!» Все это радовало меня.
Фирузшаху речь понравилась. Я был несказанно счастлив.
Я завоевал горячую симпатию адвоката Дешпанде и одного приятеля парса, чье имя не решаюсь назвать, так как он сейчас занимает высокий пост в правительстве. Оба обещали сопровождать меня в Южную Африку. Однако м-р Курсетджи, в то время судья, занимавшийся мелкими гражданскими делами, отговорил парса от поездки, так как задумал женить его. Мой приятель парс должен был выбирать между женитьбой и поездкой в Южную Африку: он предпочел первое.
Рустомджи возместил убытки, которые я понес вследствие нарушения парсом обещания, а сестры парса, посвятив себя работе «кхади», тем самым искупили вину невесты, ради которой парс отказался от поездки. Поэтому я охотно простил эту пару. У адвоката Дешпанде не было соблазна жениться, но он также не смог поехать. В настоящее время он в достаточной мере расплачивается за нарушение обещания. На обратном пути в Южную Африку я встретил в Занзибаре одного из Тьябджи. Он также обещал приехать и помочь мне, но не приехал. М-р Аббас Тьябджи искупает этот проступок. Таким образом, ни одна из моих трех попыток склонить адвокатов к поездке в Южную Африку не увенчалась успехом.
В этой связи я вспоминаю м-ра Пестонджи Падшаха. Мы были в дружеских отношениях со времени моего пребывания в Англии. Встретились мы в вегетарианском ресторане в Лондоне. Я слышал о его брате м-ре Барджорджи Падшахе, который слыл чудаком. Я никогда не видел его, но друзья говорили, что он эксцентричный человек. Из жалости к лошадям он никогда не пользовался омнибусом; отказался получить ученую степень, хотя обладал необыкновенной памятью; выработал в себе независимый дух; ел только вегетарианскую пищу, несмотря на то что был парсом. У Пестонджи не было такой репутации, но своей эрудицией он славился даже в Лондоне. Однако общим у нас была приверженность к вегетарианству, а не ученость, где догнать его было мне не по силам.
В Бомбее я снова разыскал Пестонджи. Он служил первым нотариусом в Верховном суде. Когда мы встретились, он работал над словарем верхнего гуджарати. Не было ни одного приятеля, к которому бы я не обращался с просьбой помочь мне в работе в Южной Африке. Но Пестонджи Падшах не только отказался помочь, но советовал и мне не возвращаться в Южную Африку.
— Помочь вам невозможно, — заявил он. — И скажу откровенно — мне не нравится даже ваша поездка в Южную Африку. Разве мало работы в своей стране? Взгляните, сколько еще надо работать над нашим языком. Я поставил себе целью подобрать научные термины. Но это лишь одна из областей деятельности. Подумайте о бедности страны. Индийцы в Южной Африке, конечно, живут в трудных условиях, но мне не хотелось бы, чтобы такой человек, как вы, жертвовал собой ради этой работы. Давайте добьемся самоуправления здесь, и этим мы автоматически поможем своим соотечественникам там. Я знаю, что не смогу переубедить вас, но я не стану поощрять других делить с вами свою судьбу.
Мне не понравился его совет, но мое уважение к м-ру Пестонджи Падшаху возросло. Меня поразила его любовь к Индии и родному языку. Эта встреча сблизила нас. Мне понятна была его точка зрения. Но будучи и прежде далек от мысли бросить работу в Южной Африке, я еще больше укрепился теперь в своем решении. Патриот не может позволить себе пренебречь какой бы то ни было стороной служения родине. И для меня были ясны и полны глубокого смысла строки «Гиты»:
«Когда каждый выполняет свое дело так, как может, если даже ему это не удается, это все же лучше, чем брать на себя чужие обязанности, какими бы прекрасными они ни казались. Умереть, выполняя долг, не есть зло, но ищущий других путей будет блуждать по-прежнему».
XXVIII
Пуна и Мадрас
Благодаря сэру Фирузшаху дело мое наладилось. Из Бомбея я отправился в Пуну. Здесь действовали две партии. Я добивался поддержки со стороны людей любых взглядов. Прежде всего я посетил Локаманью Тилака.
— Вы совершенно правы, что стремитесь заручиться поддержкой всех партий. В вопросе, касающемся Южной Африки, не может быть разных мнений. Но нужно, чтобы на митинге председательствовал беспартийный. Повидайтесь с проф. Бхандаркаром. Он давно не принимает участия в общественной деятельности. Но возможно, этот вопрос затронет его. Встретьтесь с ним и сообщите мне, что он вам ответит. Я хочу всячески помочь вам. Конечно, мы с вами увидимся, когда вы пожелаете. Я в вашем распоряжении.
Это была моя первая встреча с Локаманьей. Она открыла мне секрет его исключительной популярности. Потом я пошел к Гокхале. Я нашел его в парке колледжа Фергасона. Он очень любезно меня приветствовал, а его манера держаться совершенно покорила меня. С ним я также встретился впервые, но казалось, будто мы старые друзья. Сэр Фирузшах представлялся мне Гималаями, Локаманья — океаном, а Гокхале — Гангом. В священной реке можно искупаться и освежиться. На Гималаи нельзя взобраться, по океану нелегко плавать, но Ганг манит в свои объятия. Так приятно плыть по нему в лодке. Гокхале устроил мне серьезный экзамен, как учитель ученику, поступающему в школу. Он сказал, к кому мне следует обратиться за помощью и как это сделать…
Он попросил разрешения просмотреть текст моей речи. Затем, показав мне колледж, заверил, что всегда будет рад мне помочь и попросил сообщить ему о результатах переговоров с д-ром Бхандаркаром. Расставшись с ним, я ликовал от радости. Как политик Гокхале на протяжении всей своей жизни занимал, да и теперь занимает в моем сердце особое место.
Д-р Бхандаркар принял меня с отеческим радушием. Я пришел к нему в полдень. Уже самый факт, что в такой час я занят деловыми свиданиями, очень понравился этому неутомимому ученому, а мои настояния, чтобы на митинге председательствовал беспартийный, встретили с его стороны полное одобрение, которое он выражал восклицаниями: — Так, так!
Выслушав меня, он сказал:
— Все подтвердят вам, что я стою в стороне от политики. Но я не могу отказать вам в вашей просьбе. Вы делаете важное дело и проявляете достойную восхищения энергию, так что я просто не в состоянии уклониться от участия в вашем митинге. Вы правильно поступили, посоветовавшись с Тилаком и Гокхале. Пожалуйста, передайте им, что я охотно возьму на себя председательствование на собрании, которое организуется двумя партиями. Я не назначаю часа начала собрания. Любое время, удобное для вас, будет удобно и для меня.
С этими словами он распрощался со мной, напутствовав всяческими благословениями.
Без всякой шумихи эти ученые самоотверженные люди организовали в Пуне митинг в небольшом скромном зале. Я уехал в приподнятом настроении, еще глубже уверовав в свою миссию.
Затем я отправился в Мадрас. Там митинг прошел с небывалым подъемом. Рассказ о Баласундараме произвел большое впечатление на собравшихся. Моя речь была напечатана н показалась мне очень длинной. Но аудитория с неослабевающим вниманием ловила каждое слово. После митинга публика буквально расхватала «Зеленую брошюру». Я выпустил второе, исправленное издание тиражом десять
