Огонь поначалу разгорался медленно, как бы неохотно, но неуклонно. Привычная брань сменилась воплями ужаса и боли. Река врагов взбурлила — точь-в-точь это было похоже на порожистую реку! — отхлынула, распалась, покатилась вниз. И опять кому-то не повезло, теперь уже от растерянности, вспомнить о скользких ступенях, и налетчики, ломая кости, раня себя и друг друга, летели вниз. На многих горела одежда. А тех, кто не успел протолкаться к спуску, поглотила вдруг разом поднявшаяся стена гудящего пламени.
Язык огня взметнулся над устьем всхода. Невдогад отшатнулся. Мечник испуганно обернулся, и Упрям, прежде чем отступить от нахлынувшего жара, зарубил его.
Скорит остолбенел, но оборотень не воспользовался замешательством противника. Он и сам не ожидал подобного, к тому же вскипела в жилах волчья кровь.
— Еще встретимся, — пообещал он (так вот кому принадлежал жуткий голос, сообщивший, что «учуял» двух людей наверху!) и выпрыгнул в окно, без колебаний высадив стекло собственной тушей. Восточное окно — как раз над амбаром. Значит, выживет. К сожалению.
— Ты совсем с ума спятил, парень? — не своим голосом взвыл упырь. — Сгорим! То есть вы сгорите — черт с вами, если вам так хочется, но подвергать опасности жизнь повелителя Города Ночи — права не имеете!
Огня упыри боятся, пожалуй, даже больше, чем звери.
— Да все в порядке, — успокоил его с трудом дышавший Упрям. — Сейчас погаснет. Тут все от пожара заговорено, каждая щепка.
— А что ж тогда горит? — подозрительно спросил упырь.
— Масло, — доходчиво объяснил Упрям. — Его-то никто не заговаривал. И не стал бы — как им тогда светильники управлять?
Судя по недовольной физиономии Скорита, эти слова не слишком его утешили. Он отошел поближе к окну и на пляску огня поглядывал с опаской, в то же время, косясь по сторонам и к чему-то принюхиваясь.
— Всадники на дороге, — как бы между прочим сообщил он.
Невдогад тотчас подбежал к разбитому окну и высунулся в ночь, мало не порезавшись торчащими осколками.
— Болеславичи! — радостно сообщил он. — Десяток Ласа — сейчас они им зададут!
Упрям подошел к нему и тоже посмотрел наружу. Сияла луна, из двух окон падали отсветы пламени, а всадники на дороге несли факелы, но к общей суете света не хватало, он разглядел только, как верховые дружинники промчались до открытых ворот и влетели во двор, стоптав на ходу пяток ошарашенных пешников. Несколько теней успели метнуться в сторону и скрыться в придорожных зарослях. Дружинники, спешившись, кинулись в башню, трое бросились к колодцу. Но огонь же сам собой сходил на нет.
— Ну что ж, мне пора, — сказал приободрившийся Скорит — Я зайду завтра ночью, думаю, нам есть о чем поговорить.
— Благодарствуй за подмогу, владыка упырь, — чинно полнился Упрям. — Теперь ты действительно отплатил за услугу, которую оказал тебе Наум.
— Что? — Брови Скорита поползли вверх. — Ах вот ты как? — От возмущения ему было трудно говорить, а сказать хотелось явно многое; но внизу уже шумели дружинники, заливая остатки огня, а встречаться с ними упырю не хотелось, — Ну, мы еще свидимся. Я еще расскажу Науму про твое самоуправство!
— Рад буду послушать, — ответил Упрям. Однако упырь уже исчез.
— Может, зря ты с ним так? — озабоченно спросил Невдогад, вкладывая сечку в ножны.
— С ним только так и надо, — возразил Упрям, — Я тебе потом расскажу, в чем тут дело, а сейчас айда вниз
— А-эм… слушай, я как-то с дружинниками неуютно себя чувствую. — попятился вдруг Невдогад.
— Не дури, идем! — Ученик чародея схватил его за руку и потащил за собой.
И, спускаясь навстречу болеславичам, вдруг понял: а Невдогад-то от закона скрывается! Что бы там у него с отцом ни произошло, решил он, видно, что-то жутко самостоятельное сделать. Отправился в княжий терем, а там… что — обманул кого-нибудь? Скорее всего, но Упряму это было безразлично — они бок о бок сражались, кровь пролить готовились, одно дело защищая.
— Не бойся, — сказал он Невдогаду. — Не выдам тебя.
— Ты все-таки догадался? — вздрогнул паренек.
— Кажется, да, — сказал Упрям, не оборачиваясь: он с тоской озирал ужас, в который превратилось среднее жилье.
От пожара-то заговоры спасали. Но не от копоти и запаха. Смердели обгоревшие трупы, жирная гарь покрывала стены и потолок, при каждом шаге у ног взвивались черные облачка. Ученик чародея закашлялся.
— Так догадался или нет? — Настырный Невдогад попытался выдернуть руку из его пальцев.
— Ну какая сейчас раз… ой! — Обернувшись, Упрям пошатнулся: его товарищ уже ухитрился знатно извозиться в копоти. Рука, левое плечо и пол-лица точно чернилами залили, только глаза блестят сердито. — Чушка! — Упрям, невольно воспроизводя жест учителя, прижал руку к заколотившемуся от неожиданности сердцу. — Давай все это на потом оставим.
— Давай, — покорился Невдогад: по черному от нагара всходу уже бежали дружинники.
Десяток Ласа оказался тем самым, который нынче днем нес караул в передней кремля. Бежавший первым рослый молодец с мягкой русой бородой, лет едва за двадцать, обхватил Упряма за плечи:
— Живы? Целы?
— Вроде да.
— Тебя не задели?
Невдогад мотнул головой.
— Остался еще кто?
— Нет, только трупы.
— Хват, Карась, наверх! — крикнул дружинник через плечо. — Прыгун, Ослух, Неяда — осмотреться здесь! Меня Ласом зовут, — обратился он к отрокам. — Тебя, Упрям, помню, а ты, выходит, тот самый Невдогад?
Утвердительный кивок.
— Останови людей, Лас, — попросил ученик чародея. — Без меня и Невдогада пусть никуда не суются, а то покалечатся еще. Невдогад, дружище, покажи стражникам, какие тут еще гостинцы остались, а я внизу буду. Идем со мной, Лас.
На нижнем жилье царил полный беспорядок, но, к счастью, не разгром: переломать налетчики почти ничего не успели, только пораскидали да поопрокидывали. Упрям не без удовольствия отметил, что сработали почти все ловушки. Все, что должно было упасть на головы врагам, упало, все, что должно было ударить по ногам, ударило. Один из нападавших, человек, так и лежал у стены с раскровавленным носом, постанывая: наступил на подпиленную половицу.
— Связать, — коротко бросил Лас.
Того, что в кладовой угодил в силок, свои вытащили, а вот навь, ворошивший тряпье в сундуке, так и валялся, не успев перерубить железную цепь, которой к днищу сундука был прикреплен капкан. Упрям не сразу понял, что его смущает, потом догадался: а с чего бы болотнику мертвым быть? Лапе его, конечно, солоно пришлось, но в остальном-то цел, навряд ли свои добили.
— Этот должен быть живым, — сказал он Ласу.
За навя взялись. Несколько мгновений тот ловко прикидывался мертвым, но, когда капкан сняли, взвился на ноги, схватил нож, огреб щитом по морде и утих. Скрутили его, бросили рядом с первым.
Лас только охал и причмокивал, осматривая поле боя. Два отрока против такой силищи — и победили, да с каким счетом: четырнадцать трупов! Шестеро человек и восемь навей, да еще двое пленных!
— Мы пятерых стоптали, — сообщил он. — Но несколько, я видел, ушли. Ай, молодцы вы, мальцы, — охранный десяток втрое переплюнули! Но где же сам Наум?
— Болен и слаб, — коротко ответил Упрям. — Пришлось его спрятать понадежнее.
— Чарами?
