пугал своим видом. В двух местах он поехал прямо на прильнувших к земле красноармейцев и перескочил через них с диким визгом.
Когда, огибая полукругом, повернули обратно к деревне, первая рота с криками «ура» бежала на пулеметы эскадрона, вслед за нею поднялась и вторая рота и тоже побежала на деревню. На первую роту ударили с фланга, но красноармейцы, уже пропустившие через себя одну кавалерийскую атаку и увидавшие, что никому из них ничего худого не стало, бежали, не обращая внимания на скачущий эскадрон, Комэска подъехал к комроты, и оба они раскричались. Наконец подъехал наштадив, и эскадрон отошел до переулка в деревню. Роты повели наступление с перебежками и переползаниями. В деревне эскадрон запутался и стал отходить, оставляя один дом за другим. У переправы роты начали наступать особенно яростно, эскадрон «взорвал» паром, бросив несколько взрывпакетов, и начал отходить дальше, но за деревню роты не пошли, и он опять занял старую балку.
Части красных, на стороне которых был эскадрон, подоспели через полчаса. Синие не успели устроить переправы, их батальон ввязался в оборону, и вскоре был дан отбой.
3
Через три дня красные взяли город и оттеснили синих километров на двадцать по Ленинградскому шоссе. Находясь все время в дождь, в утренние туманы и заморозки на ветру, в поле, красноармейцы загрубели еще более. Кожа на лицах и руках обветрела и заскорузла, у некоторых потрескались губы, носы покраснели, стали с сизым отливом, как у пьяниц.
В эту ночь эскадрон ночевал в Подберези. Приказ получили, как всегда, перед утром. В сведениях: у противника кавалерия и превосходство в воздухе. Это было в каждом приказе, и комэска не придал этим сведениям особенного значения, предупреждая комвзводов обычным тоном.
В разъезд был послан первый взвод. С рассветом взвод рысью выехал за деревню, разослав от себя дозоры. Едва отъехали с километр, как впереди неожиданно гукнули, и оттуда, отбивая по шоссе подковную дробь галопа, проскакал дозорный.
— Мост занят! Спешенные кавалеристы. Не из полкового взвода, а незнакомые какие-то, — добавил он недоумевающему командиру.
— Пулемет вперед! Исаков, узнайте, в чем дело!
— Есть!
Отделение уехало. Взвод съехал с шоссе в обочинные канавы. Выстрелы стали чаще. Затрещали пулеметы, комвзвода выскочил на дорогу, намереваясь поехать туда сам, но из тумана от моста опять подскакал дозорный.
— Кавалерия, товарищ командир. На лошадях. К мосту подъезжают.
— Ковалев! К комэска — доложить! — крикнул командир Ковалеву. — Взвод, шагом арш!
Взвод тронулся вперед, ощупывая винтовки, пробуя клинки. Мост еще был не виден, до взвода донеслась дробь. ехавших по нему многих всадников. Навстречу взводу карьером неслись дозорные, с моста охнуло «ура», и зачернела группа атакующей кавалерии. Инициатива была на их стороне, их было очевидное большинство.
— Первое отделение, прикрывать отход! Взвод, налево, кругом, галопом!
Куров выхватил клинок, сдерживая вздымающуюся лошадь. На него, пригнувшись, скакал кавалерист с пикой. «Вот оно по-настоящему-то», — мелькнуло у него. Он крутнул лошадь назад к своим, прижимаясь к левой обочине. Кавалерист с пикой уже равнялся с ним, и он приготовился отбивать пику, но противник ехал мимо. Куров пустил лошадь коротким галопом, весь собравшись в один комок и готовый к любым случайностям. Кавалерист скользнул рядом справа. Сзади закричали Курову:
— Стой! Стой! Ты в плену!
Куров дал шпоры, сразу догоняя объехавшего кавалериста. Тот, не обращая внимания, продолжал скакать по середине дороги. «Неужели он думает, что заколол меня? Неправда!» У него в голове мелькнуло, как бы он сейчас его срубил, потом... потом лошадь бы промеж ушей, она упала бы, задерживая на несколько секунд задних. Равняясь с кавалеристом, он схватил его лошадь за поводья и разом рванул их в сторону. Кавалерист запутался с пикой, лошадь его дала перебой и начала заворачивать в сторону.
— Я тебя зарубил! — крикнул ему Куров. Кавалерист с испугом взглянул на него, сдерживая лошадь.
Впереди мельтешили хвосты отскакивающих первовзводников, сзади в тяжелом топе наседал противник. «Не успеют наши, не успеют», — думал Куров, сжимая в руке клинок. Полуобернувшись, он увидел нагонявшего всадника в развевающейся черной шалью бурке. Видимо, командир.
— Стой! Ты в плену! — кричал он на Курова.
Куров косил на него взглядом, следя за движениями. «Ни клинок, ни наган не вытащил», — мелькнуло у него. Командир наседал быстро, и, когда, равняясь, протянул руку к поводьям куровской лошади, Куров разом вскинул клинок кверху.
— Стой! — с испугом вскрикнул командир, рывком убирая руку и сдерживая лошадь. — С ума сошел! Ведь маневры это! Стой, ты в плену!
— Возьмите сначала! — прерывисто бросил ему Куров.
Командир выхватил кривую шашку и опять дал шпоры.
— Я вас зарубил уже, — не спуская с командира глаз, сказал Куров. Командир вскинул шашку, но опять опустил ее, увидя, как Куров метнул глазами и тоже приподнял клинок.
— Как фамилия ваша? — крикнул командир.
Куров усмехнулся.
Серым пятном вырос окраинный дом Подберези, за одним из них Куров увидел голову командирского Чертолома, и, едва успел проскочить этот дом, — с обеих сторон улицы выскочил эскадрон, вихрем обрушившись на синих.
Смятый неожиданным ударом контратаки, эскадрон синих посредники вывели из строя, запретив полчаса вступать в дело.
Со стороны синих карьером прискакал Баскаков. Едва сдерживая дрожь челюсти, он рассказал, что там идет полк кавалерии, его чуть не взяли в плен, но он ускакал.
— Фома, — когда он подъехал к взводу, сказал ему Куров, — от тебя уже пахнет покойником. Тебя уже два раза изрубили в куски.
Взглянув на серьезно говорившего Курова, Баскаков заметно побледнел.
— Первый раз — это когда ты пустил противника объехать тебя слева, а второй раз — когда ты остановился по крику «стой». Это мне кричали-то, а не тебе.
Справа подъехал наблюдатель и сообщил командиру эскадрона, что за деревней галопом скачет эскадрон синих и уже поравнялся с ними. Командир на рыси повел эскадрон отходить. В километре от этого места синие выехали на шоссе и с обнаженными клинками наседали уже к хвосту эскадрона. Первый взвод заехал за придорожный сарай и быстро повернул там, приготовившись к фланговой контратаке. Едва успели вынуть клинки, эскадрон синих поравнялся с сараем. Эскадрон ударил в лобовую контратаку, первый взвод бросился с фланга.
Пол-эскадрона противника вывели из строя, остальных заставили отойти.
Туман давно рассеялся, солнце было уже высоко, а эскадрон, роняя хлопья пены со взмыленных лошадей, большими отскоками уходил все дальше и дальше к городу. Синие не давали ни минуты вздоха, наседая то с фланга, то на хвост. Много уже эскадрон потерял выбывшими из строя по ходу боев, многие остались в плену, в том числе и ротозей Баскаков. Ковалев, налетевший с галопа на всадника синего, вылетел из седла, разбил в кровь нос и содрал с руки кожу. Но он остался старым Ковалевым, матерился и по поводу и без повода, в нахальных усмешках скалил зубы и на галопе успевал рассказывать похабные анекдоты. У Карпушева захромала лошадь, но он упросил послать с ней переменника с заболевшим животом, а сам на его лошади остался в строю.
С шоссе эскадрон свернул на Пидьбовский мост, но он оказался занятым синими. Эскадрон взял опять вправо и поехал полем. Неожиданно от домов на шоссе опять ворвался эскадрон синих и галопом пошел
