очков, Кадюков попятился было к выходу, но остановился, пойманный Липатовым за гимнастерку.
— Погоди. Не съедят.
А Карпов был уже там, между столами. Выбрав из сидящих поочкастее и поплешивее, он смело тронулся к нему и, хлопнув шпорами, спросил:
— Вы будете директор?
Сидевший за столом вытер перо тряпочкой, осторожно положил, поднял очки на лоб и по-гусиному вытянул шею к Карпову.
— Вам что?
— Мы бригада, насчет договора.
— Договора? Какого договора?
— Ну, который подписывали с эскадроном.
— С каким эскадроном?
— То есть как с «каким»? — обиделся Карпов. — Нашим. Мы обязались насчет рубки и стрельбы, а вы — насчет производительности.
— Ничего не знаю.
— Как не знаете? Соцсоревнование заключили, а не знаете?
— А! — обрадовался сидевший — Это вы не туда, вы идите в завком к товарищу Ширяеву.
— Были мы у Ширяева, он сказал к директору, — соврал Карпов.
— К директору? Вы тогда и идите к директору.
— А вы рази не директор?
— Нет! — озлился плешивый. — Только мешают!
Он убрал голову в плечи, рывком посадил очки обратно на нос и, схватив ручку, сунул ее в чернильницу.
— Кто же вы тогда? — спросил удивленный Карпов.
— Я? — злобно вскинул очками плешивый. — Счетовод!
— Что же вы тогда мурыжите меня сколь время?.. А еще с очками!
Карпов сердито крутнулся, налетел на барышню, ойкнул и вылетел к своим.
— Ну что, узнал? — спросил его Липатов.
— Чего?
— Где директор-то?
— Сам узнавай! — огрызнулся Карпов.
Проходивший рабочий показал им на одну из высоких двустворчатых дверей, и они, обходя столы, вошли в нее.
В комнате было двое рабочих. Один — рябой, с прокуренными усами — сидел на столе, держал на коленке блокнот и что-то чиркал в нем. Другой, в брезентовой куртке, стоял закуривая.
— Директор здесь помещается? — спросил у них Липатов.
— Здесь.
Красноармейцы прошли к стене и сели там на стулья. Рабочий в куртке раза два затянулся и ушел, оставляя за собою сизую полоску дыма.
Рябой спрыгнул со стола и, оглядывая бригадиров, спросил:
— Вам что, товарищи?
— Нам директора, — сурово сказал еще не остывший Карпов.
— Зачем вам его? — ухмыльнулся рабочий.
— Надо, — Карпов закинул ногу на ногу и отвернулся к окну.
— Вы не из Аракчеевки? — спросил опять рябой, поворачиваясь к Липатову.
— Да, из Аракчеевки.
— Ага, подшефники, значит? Ну, как у вас там? Рубите? Эка вы загорели как, красота! Эх, черт, я ведь тоже в кавалерии был! Вы что, по делу?
Он пробежал по кабинету и опять заскочил на коричневый пузатый стол.
Липатов, вглядываясь в рябого, почувствовал, как больно тоской заныло сердце. Вспомнил свою кочегарку, перекурки, шутки рабочих. Вспомнил, что слесарь Спирин точь-в-точь так же, как этот рябой, запрыгивал на станок, вытаскивал на коленку кисет и, стараясь перекричать стальной звон и железные вздохи завода, орал: «3-за-куривай!» Слесари, токари, машинисты и подручные размазывали масляную грязь на руках, грудились вокруг Спирина, и вскоре над толпою, как от догорающих углей, поднимались ленивые струи сизого махорочного дыма, Липатов шуровал, подкидывал, «жевку» и тоже подходил к группе, вытирая на лице едучий, смешанный с гарью пот. Это мимолетное воспоминание недавнего родного прошлого потянуло Липатова к рябому, потянуло к заводу, обратно в жестокую кочегарку.
— Мы бригада, — повернулся он к рябому. — Проверить договор.
— А-а! Вон что! Бригада? Что же вы молчите-то? Вы где были, или прямо ко мне?
— А ты кто будешь? — повернулся к нему Карпов.
— Я? — удивился рябой. — Я — директор. Вам меня надо или завком?
Карпов не ответил. Его безбровое, конопатое лицо вспыхнуло краской стыда и досады. Еще дорогой Карпов думал, как молодцевато подойдет к директору, хлопнет шпорами, козырнет и вообще припылит немного, форснет, покажет, что он не вообще военный, рядовой, а красноармеец Красной Армии и цену себе знает. А тут вдруг этот рябой испортил весь план, из-за него вместо культурности и сознательности он показал грубую невежливость. А все потому, что директор рябой, с прокуренными усами, прыгает на стол и, сидя, болтает ногою. Карпова прошиб пот, он, гремя стулом, поднялся.
— Мы, товарищ директор, эскадронная бригада и как таковая — проверить договор соцсоревнования. А что касается этого, то извините: мы не признали вас.
Директор улыбнулся, спрыгнул со стола и, порывшись в портфеле, вытащил несколько бумаг.
— Подсаживайтесь, товарищи, ближе. Вот так. Вам надо сведения? Сейчас расскажу.
Он вытащил из кармана трубку, поковырял в ней, закурил и, обволакиваясь белесой пеленой дыма, сказал:
— Мы должны дать повышение производительности на десять процентов и снизить себестоимость на шесть процентов. Не дали! — вдруг ощериваясь, крикнул он. — Не дали! Так и пишите: лодырничаем, именинничаем, гуляем и ждем, чтобы проценты сами выросли. Вчера сортировщик гулял и сегодня не вышел — с похмелья. Ни одного понедельника не обходимся без прогулов. Это что? Разве это дисциплина? А государство не ждет, а пятилетка не ждет! Заводы-то заложены, ведь строить их надо, оборудовать. Если на качестве и себестоимости мы не прижмем Финляндию и Норвегию — сорвем заказы. А у нас что? Вот акт из голландского порта — десять процентов забраковали! Это что?!
Директор грохнул портфелем об стол, швырнул трубку и, вскочив, забегал по кабинету, волнуя устоявшиеся тучи дыма. На пути он схватывал попадавшиеся стулья и, не замечая, переставлял их с одного места на другое.
— Нам, видите ли, трудно! — передразнивая кого-то, шумел он. — А? Трудно! При хозяине легче было? А? С шести до шести? Это что? Это что, спрашиваю!
Карпов следил за бегающим директором уже влюбленными глазами. Директорские желтые, обкуренные усы, исковырянное оспой лицо приобрели для Карпова какую-то неуловимую прелесть.
«Вот это — да! Этот сделает! Он те покажет трудности, он тебе завернет! Норвеги-то еще вспомнят его, не гляди, что корявый!»
— Ха, мужиков не найти! Врешь, найдем! Найдем! Почему это финские заводчики находят? А мы не найдем? А? Это что!
Он внезапно остановился перед бригадой и крикнул им:
— Найдем ведь?
Липатов грузно завозился, стул под ним заскрипел. Кадюков опять взмок. Вспыхнувший Карпов до боли ударил себя по коленке, крикнул:
— Найдем! Только взяться!
— Правильно, рыжик! — хлопнул директор Карпова по плечу. — Должны найти!
Разбрасывая пышущие взгляды, бригадиры следом за директором выбежали во двор. Дворовая суетня, бегающие на цепях бревна разъединили их, и красноармейцы, ежеминутно отпрыгивая от вагонеток,
