7058 шашек, 2555 штыков2495. К 15 октября 1918 г. в Оренбургском войске было мобилизовано 549 офицеров, 99 чиновников и врачей и 24 559 нижних чинов2496. Всего – 25 108 офицеров и казаков без учета чиновников и врачей. Это не так уж и мало. На 29 октября 1918 г. в не подчинявшемся Дутову III Уральском Отдельном корпусе насчитывалось 10 362 казака (из 2-го и 3-го военных округов) 2497. В этом же корпусе на 10 декабря 1918 г. насчитывалось уже 13 426 казаков2498.
В Юго-Западной армии, в которую были включены как Оренбургское, так и Уральское казачьи войска, а также армейские (не казачьи) части, в конце декабря 1918 г. состояло не менее 13 537 казаков- оренбуржцев (при общей численности армии в 33,5 тысячи человек)2499, к 18 января 1919 г. в армии насчитывалось уже не менее 15 144 казаков-оренбуржцев2500. В Южной армии, образованной 23 мая 1919 г. из частей Отдельной Оренбургской армии, Оренбургского военного округа на театре военных действий и Южной группы Западной армии, по данным на 23 июня 1919 г., числилось не менее 14 338 оренбургских казаков2501. В других армиях белого Восточного фронта на то же число состояло по меньшей мере 2258 оренбуржцев2502. Таким образом, к 23 июня 1919 г. в войсках адмирала А.В. Колчака находилось свыше 16 596 оренбургских казаков. Кроме того, на выполнение транспортной повинности было мобилизовано, по данным на конец февраля 1919 г., 3456 казаков2503. В войсках Московской группы армий на 1 октября 1919 г. (т. е. уже после оставления территории Оренбургского казачьего войска) находилось 205 оренбургских казачьих офицеров и генералов, 7112 казаков и 50 добровольцев2504.
В сентябре 1918 г. комиссия по народному образованию 3-го чрезвычайного Войскового Круга постановила освободить от мобилизации всех учителей и библиотекарей казачьего сословия (кроме офицеров)2505. 16 февраля 1919 г. 3-м очередным Войсковым Кругом были внесены изменения во Временное положение о службе казаков области войска Оренбургского, по которому казаки, достигшие 20 лет, зачислялись на военную службу сроком на 2 года, в военное время допускался призыв всех боеспособных казаков с 18 лет2506. Разрешения на увольнение от службы в военное время давало Войсковое правительство. При необходимости охранять войсковую территорию льготы по семейному и имущественному положению отменялись (уже 14 июня 1919 г. тот же Круг ввиду «крайне критического и безвыходного положения в семьях призванных» ходатайствовал перед командующими армиями о разрешении отпусков и льгот2507). Далее следовал длинный список освобожденных от мобилизации, в который были включены все чины войсковой и гражданской милиции, служащие в войске, станичные атаманы (кроме офицеров), поселковые и станичные писаря (в период с октября 1918 г. по февраль 1919 г. освобождались в полном составе станичные и поселковые правления; казаки, бежавшие из плена, имели годовую льготу2508), станичные медицинские и ветеринарные фельдшеры, священники, дьяконы, муллы, старообрядческие наставники, станичные и поселковые учителя, имеющие звание министерского учителя (кроме офицеров), все мусульманские учителя, служащие только в казачьих школах, все служащие войсковых учреждений и рабочие мастерских, обслуживающих войско2509.
Подводя итог подсчетам, можно сказать, что в Юго-Западной, Отдельной Оренбургской и Южной армиях, являвшихся преемницами друг друга, в разные периоды числилось 12–15 тысяч оренбургских казаков (в основном из 1-го военного округа). Вне этих армий постоянно действовало еще примерно от 7 до 13 000 оренбуржцев (в основном из 2-го, 3-го и 4-го военных округов). Таким образом, всего Оренбургское казачье войско в годы Гражданской войны поставило под ружье до 28 тысяч офицеров и казаков. Данная цифра на 5,5 тысячи человек меньше численности казаков-фронтовиков, оставшихся в строю к 1917 г. Речь идет только о боевом составе, исключая тыловые службы и штабы, в которых также служило значительное количество казаков и о численности которых пока нет обобщенных данных. Если говорить в целом, войско выставило то количество казаков, которое выставляло и прежде в военное время.
Конечно, можно не остановиться на этом и задаться вопросом, куда же подевались упомянутые 5,5 тысячи человек и почему невозможно было мобилизовать вместо 28 тысяч человек все 70 000, о которых пишут некоторые авторы?! Постараюсь дать ответ на этот немаловажный и весьма сложный вопрос. На 1 января 1908 г. казачье население мужского пола в войске составляло 229 461 человека. Распределялось оно в 1908 г. следующим образом (справа для наглядности приведен возраст этих же казаков через 10 лет – в 1918 г.)2510 (см. табл. 13).
Жирным шрифтом выделены те возраста, которые должны были подлежать призыву в 1918–1919 гг. Всего, по данным на 1 января 1908 г., таких казаков было 119 547 человек. Разумеется, к 1918 г. эта цифра за счет естественной убыли должна была быть значительно меньше. К слову сказать, разница доходила порой до поразительной цифры в 68 %. Например, в поселке Кременкульском в 1898 г. родилось 32 мальчика, однако на 24 августа 1918 г. было зарегистрировано только 102511. Какова судьба остальных – умерли ли они, были ли мобилизованы или просто скрывались – не известно.
Итак, по данным на 1 января 1908 г., в служилом составе войска (18–38 лет) числилось 18,6 % мужского населения, т. е. 42 680 человек2512. По сведениям челябинского историка М.Д. Машина, к 1 января 1916 г. в войске числилось 758 офицеров и 55 356 казаков в возрасте от 20 до 38 лет, причем из этого числа неспособными к военной службе являлись 14 035 казаков. Таким образом, за вычетом неспособных, в общей сложности войско в 1916 г. гипотетически могло поставить под ружье 41 321 казака, что составляло 15,6 % мужского казачьего населения. Дополнительно могли быть призваны 10 младших возрастов войскового ополчения, численность которых составляла 20 304 человека2513. В итоге при полном напряжении войско могло выставить не более 61,5 тысячи бойцов.
Почему же ни белым, ни императорскому правительству не удалось поставить под ружье еще по меньшей мере 30 000 казаков?! Думаю, ответ на этот вопрос следующий. По статистике – 20–24 % казаков (около 12 000 человек), подлежавших призыву, были негодными к военной службе и освобождались от нее, существовала необходимость в охране станиц и постоянном нахождении в них некоторого количества казаков (охрана арестованных, денежного ящика и т. п., а также, вероятно, на случай угрозы со стороны иногороднего населения и степняков, опасения на счет которых были присущи казакам на генетическом уровне даже многие годы спустя после ликвидации киргизской угрозы; в годы Гражданской войны еще и служба летучей почты). В 1914–1917 гг. многие семьи лишились кормильцев и их сыновья или братья должны были оставаться в станицах при семьях (как единственные сыновья или единственные работники). Наконец, в Первую мировую не было потребности в таком количестве конницы.
К 1918 г. ситуация усугубилась. В ходе Первой мировой войны казаки помимо безвозвратных понесли и небезвозвратные потери (инвалиды, раненые, контуженые, военнопленные – всего не менее 3823 человек2514), нет статистических данных о потерях войска непосредственно в ходе кампании 1917 г., по всей видимости, значительными были потери войска в ходе Гражданской войны (боевые потери, террор, эпидемии). Часть казаков перешла на сторону красных (по некоторым данным, около 2000 человек2515), а кроме того, многие фронтовики просто не желали больше воевать ни у белых, ни у красных. Призванные же в связи с территориальным характером комплектования частей всегда имели сильный соблазн разойтись по домам.
Значительно хуже в годы Гражданской войны обстояло дело с наличием конского запаса, истощившегося уже в 1914–1917 гг., сложнее, чем до 1918 г., было обеспечивать войска оружием, боеприпасами, амуницией, продовольствием и фуражом, выплачивать огромной массе мобилизованных жалованье и пособия по выходу на службу, а также обеспечивать оставшиеся без работников семьи. Нельзя забывать и о том, что в 1918–1919 гг. по территории войска почти все время проходила линия фронта и часть казаков неизбежно оказывалась под властью красных. Все эти причины и обусловили невозможность тотальной мобилизации оренбургского казачества.
При этом многие мемуаристы достаточно правдиво, на мой взгляд, описывают опустевшие в результате мобилизации станицы войска. В частности, полковник М.Ф. Воротовов вспоминал о событиях лета 1919 г.: «Грустно, Боже! Как грустно было проходить по опустевшим родным станицам. Казаки все были в частях. Старики все ушли в пластуны… Проходили по станицам, и только одни женщины плачем провожали нас и в последний раз не знали как угостить и накормить…»2516
В качестве курьеза можно отметить, что даже женщины и старики стремились принять участие в
