— Да уж лучше бы, — простонала она. — Отцу был бы урок.
Самый ужас в том, что у меня даже не было отцовского телефона. Надо было стребовать с него номер этой суроволикой Колетт — на всякий случай, — но самолюбие не позволило.
Мама тяжело дышала и даже, можно сказать, хватала воздух — должна признать, зрелище жуткое. А еще меня добивало мое невезение. Подумай только — потерять за одну неделю обоих родителей! В воскресном гороскопе ничего такого не говорилось.
Помнишь, как мы с тобой, что ни осень, записывались на всякие курсы (куда дольше трех недель никогда не ходили)? Так вот сейчас я пожалела, что это были курсы йоги и испанского, а не первой медицинской помощи. Может, я бы там научилась чему-нибудь, что помогло бы мне вернуть мою мать к жизни.
Я помнила что-то невразумительное насчет аспирина — он как-то связан с сердечными приступами, да? Не то его надо дать, не то, наоборот, категорически не давать…
Издалека донесся вой сирен, он приближался, потом сквозь шторы спальню озарили синие мигалки. Я рванулась вниз отпирать дверь, и уже через десять минут, когда я открыла все цепочки и замки, двое дюжих молодцев (тебе бы они понравились) вошли в дом, протопали наверх с носилками, пристегнули маму и так же быстро протопали вниз. Я с трудом за ними поспевала. Носилки пихнули в машину, я прыгнула следом, и маму стали подсоединять к всевозможным мониторам.
Мы мчались по улице, а парни следили за показаниями приборов, и вдруг, уж не знаю, как я это поняла, но атмосфера в фургоне сменилась с деловитой на какую-то неприятную. Парни загадочно переглядывались, а кол у меня в животе стал еще тверже.
— Она умрет? — спросила я со страхом.
— Не-а.
Потом один парень говорит:
— С ней все в порядке. Никакого сердечного приступа нет. Это не инфаркт. Все жизненные показатели в норме.
— Но она задыхалась, — напомнила я. — И вся посерела.
— Скорее всего, это приступ паники. Сходите к участковому, он вам выпишет валиум.
Представляешь? Сирену отключили. «Скорая» развернулась и куда медленнее покатила назад. Нас доставили домой и высадили перед воротами. Мы обе были в ужасе. Парни, надо сказать, держались вполне любезно. Выбравшись из машины, я стала извиняться за то, что мы отняли у них время, а они говорят: «Ничего страшного».
Я вернулась в постель и, честное слово, сгорала от стыда, прямо-таки пылала. Только сон накатит — тут же вспоминается этот срам, и я резко вскакиваю. Я несколько часов не могла уснуть, а когда проснулась, была уже суббота и надо было читать хвалебный отзыв о книжке Лили в «Айриш тайме». (Прочтешь во вложении текст с их сайта.)
Как же мне ненавистна эта жизнь!
С другой стороны, хоть тебя поразвлечь. Но скоро ты обзаведешься друзьями и перестанешь тосковать.
Мне пора идти, потому что явился доктор Бейли (опять). Пожалуйста, напиши мне и расскажи что-нибудь хорошее о Сиэтле.
Целую,
Джемма.
P.S. Не стоило, конечно, тебя в это посвящать, но если тебе любопытно, то, по мне, кофейный вкус был слишком резкий, и вообще, он лучше сочетался бы с черным шоколадом, а не с молочным.
Меня отпустили за лекарствами для мамы. Доктор Бейли прописал ей сильные транквилизаторы. Потом что-то черкнул в своем блокноте и произнес:
— Пожалуй, антидепрессанты тоже не повредят.
Мама сказала:
— Мне нужен только один антидепрессант — чтобы вернулся мой муж.
— Такого еще нет в продаже, — заметил доктор Бейли уже на ходу — он торопился на свой гольф.
Я поехала в ту же аптеку, где была пару дней назад. Там и люди внимательные, да и вообще она ближайшая. Дверь звякнула, и кто-то сказал:
— Рад вас снова видеть.
Это был тот же мужчина, что спас мою жизнь в среду.
— Здравствуйте. — Я протянула рецепт. Он прочел и сочувственно произнес:
