выходила из головы ненавистная картина: Ава с его братом.
— Довольно. Уходи.
— Нет.
— Нет?
— Кристос, я буду настаивать на своем. Я хочу, чтобы у нас был настоящий брак, настоящая семья с Тео, а этого не получится, если ты не будешь доверять мне.
— Хорошо, давай сделаем анализ на отцовство.
— Неужели ты поверил бы анализу больше, чем моему слову? — спросила она с грустью, тронувшей его, хотя он попытался сделать вид, что не заметил этого.
— Ава...
— Ладно, забудь. Мы не будем делать анализ на отцовство. Я больше не хочу этого. Я собираюсь убедить тебя в том, что ты ошибаешься.
— Как ты это сделаешь? Ставроса нет в живых. Я никогда не смогу спросить брата о том, что происходило между вами двумя.
— Ты никогда не спрашивал его об этом?
— Напрямую нет. Но он ничего не отрицал, когда мы поссорились из-за тебя.
Кристос сказал тогда Ставросу, что они умерли друг для друга, и покинул Миконос и Грецию. Он проводил большую часть времени в деловых поездках, стараясь настолько занять себя, чтобы не иметь возможности думать о том, какая огромная травма нанесена ему случившимся.
— О, Кристос...
Он не хотел, чтобы она жалела его.
— Каким способом ты собираешься убедить меня?
— Постараюсь, чтобы ты увидел во мне ту женщину, которой я являюсь на самом деле. Я никогда не могла бы предать тебя и ни перед чем не остановлюсь, чтобы убедить тебя в этом.
Ава не представляла, что потерял Кристос после того, как она уехала в Америку. Жизнь их обоих была сломана ложью Ставроса. Сначала тот солгал Никки, а когда та поведала обо всем Кристосу, солгал и своему брату.
Кристос видел Аву наедине со Ставросом не один раз. Таким образом она служила прикрытием для своего хозяина и его любовницы, считая тогда эту свою роль... не то чтобы невинной, но необходимой.
Убедить Кристоса в том, что он может доверять ей, было непросто. Ава не заблуждалась на сей счет. Всю свою жизнь она притворялась той, кем не была на самом деле, рисуя маленький жалкий автофургон, в котором выросла, большим фермерским домом.
Она так много лгала о том, откуда она родом, что не хотела смотреть в лицо правде. Но это было в прошлом. Тео никогда не встречался с дедушкой и бабушкой по материнской линии и никогда не встретится. Ее отец выставил ее из автофургона, когда она оказалась беременной и безработной.
— Мне никогда не нравилось мое происхождение, — сказала она спокойно. — И я никогда бы не встретила тебя, если бы не придумала себе другую родословную. Поэтому я не собираюсь извиняться за это. Возможно, лучше бы я вообще не говорила о своей семье.
— Я не стал бы судить о тебе по твоей семье. Но лгать о том, откуда ты... этого я не понимаю. Черт, я так надеюсь, что никто не станет судить обо мне по моему отцу! Он сводит меня с ума.
Ава покачала головой. Легкая улыбка тронула ее губы.
— Все мужчины в семье Теакисов должны идти своим собственным путем.
— Верно. Но ты-то убежала не ради этого.
— Нет. Я выросла в потрепанном автофургоне, который стоял где-то на задворках. У нас никогда не было денег.
— Деньги не играют никакой роли, — сказал Кристос.
— Если они у тебя есть. Если их нет — это то, о чем только и говорят.
— Не пойму, какое отношение деньги имеют к моему доверию тебе, — сказал он.
Ава сделала глубокий вдох. Вряд ли он поймет. Но у нее есть выбор. Можно либо по-прежнему избегать разговоров о том, как она росла, и никогда не добиться доверия Кристоса, либо постепенно разрушать барьеры.
Глубоко вздохнув, Ава сказала:
— Я ненавижу тот период моего прошлого. Поэтому я лгала — не только тебе, но и себе тоже.
Кристос снова налил себе скотча в стакан и выпил залпом.
— Ты лжешь сама себе?
— А ты нет?
Он покачал головой.
— Нет. Я постоянно вижу свои слабости.
— Какие слабости? Он пожал плечами.
— Поговорим о тебе.
— О каких отношениях может идти речь, если говорить буду я одна?
— Мы можем начать с тебя. Когда ты... как ты там сказала? А, да. Когда ты позволишь мне увидеть в тебе ту женщину, которой являешься на самом деле, тогда мы сможем покопаться и в моей душе.
— Ты бываешь надменным, — сказала Ава.
— Уже слышал.
Он подошел к ней, и она увидела его обнаженную грудь под рубашкой, которую он так и не застегнул снова.
— Посмотри мне в глаза, — произнес Кристос. Она подняла голову и с удивлением увидела его серьезный взгляд.
— И что?
— Я становлюсь надменным только тогда, когда мои чувства глубоко задеты, а у тебя это хорошо получается.
Ей нечего было ответить. Когда он взял ее лицо в ладони, она стояла очень тихо, боясь сказать что-то такое, что заставит его снова уйти в другой конец комнаты. Слезы жгли ей глаза. Наконец она нарушила молчание:
— Я могу то же самое сказать о себе. Он опустил руки и отступил на шаг.
— Так что, по-твоему, мы должны делать? Ава заморгала сдерживая слезы.
— Мы должны проводить время вместе, и не только в разговорах о прошлом. Должны снова узнать друг друга.
— Думаю, нам надо начать сегодня же, — сказал он, кивком головы показав на кровать за их спинами.
Ава закусила губу.
— А я думаю, что мы не должны ложиться в постель до тех пор, пока не поженимся. Это только осложняет жизнь.
— Секс никогда не осложняет жизнь.
— Тебе — возможно. Что касается меня, мне всегда хочется просто свернуться калачиком в твоих объятиях и послать к черту весь остальной мир, а это никак не решает проблем.
Кристос налил себе еще.
— Ладно. Никакого секса, пока мы не поженимся.
— Ты думаешь, что станешь доверять мне к тому времени?
— Понятия не имею, но брак с тобой дает мне возможность делить с тобой постель, а я не намерен отказывать себе в этом.
Осталось две недели, подумала Ава. Удастся ли ей завоевать его доверие за это время?
Тео вбежал в комнату Авы и прыгнул на постель, разбудив ее. Его тонкий голосок звучал громко и ликующе. С утра Ава бывала обычно настроена не слишком бодро, но, глядя на его улыбающуюся физиономию, сама не могла сдержать улыбки.
— Чему ты так радуешься? — спросила она. Он был одет, а на ногах у него были сандалии, которые
