и должно быть.
При этих словах толпа всколыхнулась, как хлебное поле под ветром.
— Так стоит ли бояться? — голос возвысился. — Стоит ли противиться истине, коль скоро стоит она пред нами? Бог сотворил человека, дабы дивился тот чуду мироздания и славил его.
Толпа вздохнула одним дыханием.
— В этом есть суть послания — во словах человеческих, обращенных вспять; тщета человеческая явлена, подобно отражению в зеркале: нет более никого, но лишь мы сами…
Слова лились и лились — свободно, неудержимо, словно некое вседовлеющее природное явление, будто знамение. Сила умножилась в толпе, подобно магнитам, соединенным в долгий ряд, и каждый в отдельности неизмеримо усиливал общее поле; так и соединенные силы ста тысяч мыслящих и чувствующих единиц достигли, как в одном существе, мощи, которая, казалось, способна охватить весь город, пронизать всю планету, быть может, даже зажечь или же погасить звезды…
Они брели по пустому коридору где-то в подземной части стадиона, и эхо шагов отражалось от бетонных стен, пола и сводов. Обувь взбивала легкие облачка цементной пыли. В тусклом свете фонарей, подвешенных к потолку, коридор тянулся, казалось, бесконечно.
— Ну так как? — спросил Томас и слегка вздрогнул от неожиданно сильного эха. — Что скажете о «словах человеческих, обращенных вспять»?
— Сукин сын! — ответил Митчелл.
— «On doit se regarder soi-nzeme un fort long temps, — проговорил Макдональд, — avant gue de son-ger a condamner les gens».
— Что он сказал? — обратился Митчелл к Томасу.
— Это из «Мизантропа» Мольера. Не суди, мол, других, пока хорошенько не присмотришься к самому себе, — перевел Томас.
Митчелл пожал плечами.
— Я предпочитаю хорошенько присмотреться к нему, — сообщил он.
— Вы уверены, что мы идем правильно? — спросил Макдональд.
— Джуди говорила, сюда, — ответил Митчелл.
Коридор вывел их в зал. Громадные гидравлические подъемники упирались в потолок, образуя целый лес поршней. В центре находилась металлическая клетка со встроенными внутри пультами управления со множеством рычагов и большими кнопками красного и зеленого цвета. Клетка оказалась запертой. Тишина запустения, переполнявшая зал, нарушалась лишь звуками их шагов.
— Чертовщина, — убежденно высказался Макдональд.
— Сукин сын, — опять повторил Митчелл. — Теперь — туда, кажется.
Он провел их через пультовую, и, пройдя еще один коридор, они вышли к двери, выкрашенной в серый цвет. Легонько постучал. Не получив ответа, постучал сильнее. Дверь чуть приоткрылась.
— Джуди? — спросил он.
— Билл?
Дверь раскрылась шире. В коридор выскользнула девушка и протянула Митчеллу руку.
— Билл!
Она оказалась изящной брюнеткой с огромными черными глазами, состоящими, казалось, из одних зрачков. Особенно красивой ее назвать нельзя, а сам Митчелл, рассуждая спокойно, объяснял ее обаяние чарами глаз. И, хотя временами ему и удавалось сохранять рассудительность, его неудержимо влекло к ней, ибо для него в мире она была единственной, а значит, прекрасной.
Взамен поцелуя он лишь пожал ей руку: демонстрации чувств она не любила. Плоды пуританского воспитания — так он это определил еще во времена их учебы, когда они начали встречаться.
— Старый прохвост дома? — осведомился Митчелл.
— Билл! — воскликнула она, впрочем, в голосе не ощущалось особого протеста. — Он же мой отец! Сейчас он отдыхает. Ты ведь знаешь, ему нездоровится. Эти проповеди дорого обходятся для его здоровья.
— Это мистер Макдональд, — представил Митчелл. — Он возглавляет Программу.
— Боже! — сказала Джуди. — Я так тронута.
Она и впрямь выглядела взволнованной.
— А это мистер Томас, — продолжал знакомство Митчелл. — Мой шеф.
— Всего лишь сотрудник, — возразил Томас.
— Джуди Джонс, — представил девушку Митчелл. — Моя невеста.
— Ну, Билл, — промолвила она, — ведь это еще не совсем так.
Они говорили вполголоса, тихо, как заговорщики, и голоса их, отдававшиеся в коридоре, звучали странным эхом. У Митчелла возникло удивительное ощущение, будто он занят в некоем спектакле, действующие лица которого перекликаются с одного конца гулкой пещеры в другой.
— Вашему отцу известно о нашей приходе для беседы с ним? — спросил Макдональд.
Джуди помотала головой.
— Если б знал, его бы уже и след простыл. Он терпеть не может встречаться с людьми, в особенности с теми, кто чего-либо требует или же спорит с ним. Уверяет, нет времени, но я-то знаю: ему это просто не нравится.
— А если мы вот так, запросто, вторгнемся к нему? — спросил Макдональд.
Джуди нахмурилась, как бы заранее готовясь к чему-то неприятному.
— Я скажу о вас. Только постарайтесь не слишком его… расстраивать. — Она уже направилась к двери, но остановилась. — И, пожалуйста, постарайтесь не обращать внимания, если прием покажется вам не очень любезным. На самом деле это просто самозащита.
Она толкнула дверь и скользнула в комнату.
— Отец, — услышал Митчелл, — какие-то люди хотят встретиться с тобой.
— Это мистер Макдональд, отец, — проговорила она. — Он руководит Программой. И мистер Томас. Он работает с Биллом Митчеллом. Ты должен помнить Билла.
У обшарпанного туалетного столика с зеркальцем, на старом металлическом стуле восседал мужчина преклонных лет, по возрасту годящийся в отцы, пожалуй, и Макдональду. Волосы его белы, как снег, а все лицо избороздили морщины. Черные, как у дочери, глаза, при виде вошедших сперва вспыхнули, но сразу же огонь погас, словно захлопнулась дверь. Старец опустил глаза.
— Митчелла помню, — проговорил он измученным, старческим голосом. Верилось с трудом, что его обладатель держал в оцепенении весь стадион. — Помню этого богохульника с вульгарной речью, атеиста, высмеивающего веру, помню этого развратника с обезьяньей нравственностью. И еще помню, как запретил тебе видеться с ним. Да и с остальными тоже никаких дел иметь не желаю.
— Мистер Джонс… — проговорил Макдональд.
— Убирайтесь! — повелел старец.
— Оба мы уже не молоды, мистер Джонс… — начал Макдональд.
— Иеремия, — поправил старец.
— Мистер Иеремия…
— Просто Иеремия. С атеистами Иеремия не разговаривает.
— Я ученый…
— Атеист.
— Мне бы хотелось поговорить о послании.
— Я внял посланию.
— Как, непосредственно?
— Я услыхал его от Бога, — сообщил хрипло старец. — А вы как? Безо всяких посредников?
— Вы услышали его до получения Программой или после? — игнорируя вопрос, спросил Макдональд.
Иеремия со вздохом откинулся на стуле.
— Прощайте, мистер Макдональд. Вы пытаетесь меня поймать…
— Я хотел бы поговорить с вами…
— Я говорю об ином послании, а вовсе не о вашем, принятом в форме радиоребуса. Послание — мое
