послание, со звуками вместо черных точек и моментами тишины в пробелах? Фрэнк Дрейк более пятидесяти лет назад обращал внимание на такую возможность. Он передал ученой братии сообщение, состоящее из рядов единиц и нулей, а его коллеги превратили его в изображение. Возможно, нам следовало подумать об этом раньше, но, полагаю, нас оправдывает то, что мы не имели непрерывного ряда бинарных знаков. Вместо них у нас были звуки и долгие паузы, и мы не знали, когда послание начинается, а когда заканчивается. Думаю, что теперь мы это определим. Компьютер получил распоряжение нанести послание на сетку прямоугольных координат, образованную простыми числами, разделив тишину на сигналы той же продолжительности, что и звуки, как если бы включал и выключал аппарат.
— Или как компьютер, — вставил Ольсен, — с двумя числами — единицей и нулем.
— Если мы интерпретируем эти сигналы как белые и черные, — продолжал Макдональд, — тогда, возможно, получим какой-то осмысленный образ.
— Возможно? — спросил Иеремия. — Вы еще не проверяли?
— Пока нет, — сказал Макдональд. — Порой у человека бывает уверенность — вы назвали бы ее откровением, — что он нашел ответ. Мне кажется, что я его нашел, и хочу, чтобы вы увидели это вместе с нами.
— У вас было откровение?
— Возможно. Увидим.
— Я в это не верю, — заявил Иеремия, собираясь выйти. — Вы пытаетесь обмануть меня. Вы не пригласили бы меня сюда, не проверив сначала своей теории.
Макдональд вытянул руку, словно желая его коснуться, но удержался.
— Подождите. По крайней мере взгляните, что мы можем вам показать.
Иеремия остановился.
— Я не желаю больше слушать ложь, — резко сказал он. — Покажите мне ваш трюк с машиной и позвольте уйти.
— Господи, — произнес кто-то из сотрудников Макдональда, — давайте кончим, наконец, с этим. — Говоривший с трудом владел своим голосом.
Из угла на собравшихся непроницаемым взглядом смотрел игрушечный страус. «Это очень удобно, — подумал Митчелл, — не волноваться, даже если тебя не понимают».
Макдональд со вздохом кивнул Ольсену, и тот нажал несколько клавишей на пульте перед собой. Завертелись катушки на одной консоли компьютера, потом на другой. На экране перед Ольсеном появились ряды единиц и нулей, исчезли, сменились другими. Бесконечная лента бумаги бесшумно поползла из принтера перед Иеремией. Несколько первых сеток явно не имели смысла.
— Безумие, — буркнул Иеремия и вновь направился к выходу.
Макдональд преградил ему путь.
— Подождите! — повторил он. — Компьютер проверяет малые простые числа для вертикальной и горизонтальной осей, а затем наоборот, изучая все возможные комбинации.
Компьютер дошел до девятнадцатого варианта; напряжение в зале росло с той же скоростью, что и разочарование. Машина гудела, бумажная змея ползла из принтера, и тут что-то осмысленное, начиная снизу, стало появляться строка за строкой.
— Что-то есть, — сказал Макдональд. — Взгляните! Иеремия нехотя глянул, затем прикипел взглядом к экрану.
— Этот квадрат внизу, — понял Макдональд, — возможно, солнце. А точки справа похожи… похожи на…
— Цифры в двоичной системе, — сказал Ольсен.
— Но что-то с ними не так, — заметил Макдональд.
— Они читаются справа. Смотри: один, три, пять…
— Ну конечно! — воскликнул Макдональд. — Почему они должны читать именно слева, а не справа, как японцы, и не сверху вниз?
— Это абсурд… — начал Иеремия.
— Но что это за символы слева? — спросил Макдональд. — И на правой грани «солнца»?
— Масштаб? — предположил кто-то.
— Формула? — подсказал другой.
— Слова? — бросил третий.
— Может, и слова, — сказал Макдональд. — Цифры справа, напечатанные вертикально, слова слева, с вертикальной составляющей. Похоже, они дают словарь и цифры.
— Ноги, — пробормотал Иеремия. — Ступни.
— Да, — сказал Макдональд. — Длинные ноги и туловище, руки… более одной пары рук. А там, справа… что это справа?
— Если слева слова, — заметил кто-то, — то одно из них повторяется три раза.
— Наверное, очень важное, — добавил другой. — Похоже, существо показывает на два из них.
Наконец рисунок закончился. Ольсен нажал клавишу, и принтер остановился, компьютер умолк. В полной тишине все смотрели на картинку.
— Если внизу слева солнце, то вверху справа — второе, — сказал кто-то. — Понятно. Два солнца. Капелла.
— А под ним группа точек, — добавил Макдональд, — Какая-то большая планета, вероятно, супергигант, с четырьмя спутниками, из которых два крупных, вероятно, размером с Землю, и существо указывает на одну из них одной из четырех своих рук.
— Не рук, — вдруг заявил Иеремия. — Вторая пара — это крылья.
— А что у него на голове? — спросил кто-то.
Иеремия сложил перед собой ладони и опустил голову, глаза его были закрыты.
— Простите меня, — сказал он. — Простите мне мои сомнения. Это Послание — от Бога.
— Что он несет? — обратился Митчелл к Томасу.
— Тихо! — прошептал тот.
Все постепенно умолкли, и в комнате опять воцарилась тишина. Иеремия поднял наконец голову от молитвенно сложенных ладоней.
— Я не буду стоять у вас на пути, — обратился он к Макдональду, — и скажу своим верующим, что видел Послание и что пришло оно от Бога. Не знаю, о чем в нем говорится, но в том, что оно от Господа, не сомневаюсь. От вас зависит, прочтете ли вы его до конца.
— Я удивлен не менее вас, — сказал Макдональд.
— В это я верю. Если бы вы спланировали представление, все было бы иначе. Это ангел. У него ореол.
— Ореол… — эхом повторил Митчелл.
— Это может быть шлем, — мягко заметил Макдональд. — Или наушники. Или у птицы большая голова.
— Думайте что хотите, — сказал Иеремия, — но это ореол. Если вы не будете возражать, что это ангел, думайте что угодно, а я не буду возражать, что Послание пришло от Бога и что есть иные существа, которых мы называем ангелами.
— Называйте их ангелами, — произнес Макдональд, словно давая официальное разрешение, — и я не скажу, что вы ошибаетесь. В этом вопросе слишком много домыслов и мало фактов.
— Идем, Юдит, — сказал Иеремия.
— Отец, — остановила она его, — Билл хотел тебе что-то сказать.
— Я ошибался в вас, сэр, — сказал Митчелл.
Старик вовсе не был фальшивым. Оказавшись перед нелегкой задачей — возвратиться к своим адептам с новой интерпретацией Послания, он не отступил. Увидев правду, он изменил свое мнение. «Возможно, — подумал Митчелл, — я сам кое в чем ошибаюсь».
— Я чувствовал, что ты не подходишь для моей дочери, — сказал Иеремия, — что ты не любишь людей.
— Я начинаю любить их все больше, — заверил Митчелл.
— Хорошо, — сказал Иеремия, подходя к двери. — Посмотрим.
