На углу Мейнстрит с улицы Вашингтона сидел чистильщик сапог Пирсон. Увидев Сэма, он помахал ему щеткой.
— Как дела, мальчик? — спросил Пирсон. Он сидел здесь, на углу, еще в те времена, когда Сэма не было на свете.
— Ничего, — ответил Сэм, — вот иду голосовать.
Глаза старика широко раскрылись. Он огляделся и, понизив голос, сказал:
— Не шути, мальчик! Негры здесь не голосуют.
— Вот мы и начнем, — сказал Сэм. Его раздражало то, что старый негр говорил теми же словами, что и белые фермеры.
Старик покачал головой.
— Сколько я здесь сижу, а еще ни разу не слышал о негре, который голосовал бы в нашем округе. — Пирсон задумался. Черты его старческого лица обмякли, глаза потускнели — он вспоминал. Потом старик сказал: — Тут был один. Кажется, его звали Веселый Певец. Он очень любил петь. — И совсем тихо добавил: — Они его сожгли в лесу.
Снова жаркая волна прокатилась по спине Сэма, и стало сухо во рту; он сказал хрипло:
— Ну, что же. Надо продолжать. Только теперь это будет не один человек. Мы пойдем все сразу. — Он протянул старику руку. — Больше нельзя терпеть.
— Разве тебе не всё равно, кто будет избран в сенаторы? Разве негру не всё равно, кто кричит на него, — республиканец Хорней или демократ Уильс?
— Всё равно, — ответил Сэм. — Но нам важно показать, что негры не рабы. Придет время — и мы выдвинем своих кандидатов.
Он повернулся и двинулся дальше. Но не прошел и десяти метров, как услышал за собой легкие шаги босых ног. Кто-то коснулся его руки. Это был Джой.
— Ты идешь, Сэм? — спросил мальчик. В его глазах была тревога и гордость. Темная грудь под изорванной рубашкой часто поднималась и опускалась. Слой дорожной пыли покрывал его ноги до щиколоток. Видно, Джой бежал всю дорогу, чтобы догнать брата и узнать, не грозит ли ему какая-нибудь опасность. На сердце у Сэма стало тепло. Он взял брата за руку.
— Ничего плохого не случилось, Джой. Тебя послала мать?
Мальчик кивнул головой.
— Сейчас я встречусь с ребятами, — продолжал Сэм. — Мы договорились подойти к мэрии все вместе к десяти часам.
— Эй, Сэм! — послышался голос.
Они оглянулись. Стуча костылями, к ним подходил одноногий Блекмур. Это был тоже негр, ветеран войны. Он остановился и, вытащив платок, вытер пот со лба.
— Ну и жара! Ты еще кого-нибудь видел?
— Вон идет Дол, — сказал Джой. По противоположной стороне улицы к ним приближался Дол — шорник из седельной мастерской.
— Ну, ты иди, Джой, — Сэм похлопал мальчика по плечу. — Видишь, наши уже собираются. Подожди меня возле заправочной станции, вместе пойдем домой.
Джой незаметно пожал брату руку и, кивнув остальным, повернул обратно.
— Хороший у тебя братишка, — сказал Блекмур. — Работает у Доджа?
— Работает, — ответил Сэм. — Справляется, как большой. — И они пошли навстречу Долу.
Через полчаса Сэм и Джой уже выходили из города.
— Понимаешь, они были так ошеломлены, эта комиссия в мэрии, что даже ничего не сказали, когда мы пришли регистрироваться. Ни одного слова, — говорил Сэм.
Он шел крупными шагами. Сегодня надо убрать свою кукурузу вокруг дома. Воскресенье было единственным днем, когда можно сделать это. Джой почти бежал, поспевая за братом. Он, не прерывая, выслушал рассказ Сэма о том, как они регистрировались для голосования.
Потом Джой спросил:
— Выборы завтра?
— Завтра. Ты хочешь сказать, что неизвестно, как всё это кончится?
Мальчик кивнул головой. Он усиленно размахивал руками, стараясь не отстать от брата. Сзади послышался шум мотора. Сэм обернулся.
— Постой, — сказал он. — Это «Форд» Генри Джексона. Он нас подвезет.
Они остановились, и, когда Сэм поднял руку, старый потрепанный грузовик остановился возле них. За рулем сидел Генри — шофер Доджа. Он был из тех белых, которые не считали себя выше негров.
— Садитесь, — сказал Генри.
Джой проворно перелез через высокий борт в кузов, а Сэм сел в кабину.
— Какие новости? — спросил Генри, переключая скорость.
— Я сегодня зарегистрировался для голосования, — ответил Сэм.
Генри посмотрел на него внимательно и отвернулся. Они долго ехали молча. Через некоторое время шофер спросил:
— Ты пошел один?
— Нет. Нас было десять человек.
— Выборы завтра?
— Завтра.
— Может быть, тебе лучше переночевать у меня. Кто знает, что может случиться ночью! Ты живешь в глухом месте.
— Я подумаю, — ответил Сэм. — Может быть, я приду к тебе на ночь.
Возле того места, где начиналась проселочная дорога, Генри остановил машину. Джой спрыгнул с кузова. Сэм вышел из кабины и протянул Генри руку.
— Подожди, — сказал шофер. Он тоже выскочил из кабины, приподнял сиденье и достал из-под него немецкий «Вальтер» и обойму, завернутую в тряпку.
— Возьми, — сказал он. — Всё может случиться. Вдруг кто-нибудь встретится на дороге, когда будешь итти вечером в город ко мне.
Сэм подумал минуту, потом взял револьвер, обойму и положил всё это в карман. Он пожал шоферу руку, и они с Джоем пошли по дороге к дому.
Еще издали братья увидели мать, стоявшую возле хижины.
— Ты ей не говори про револьвер, — предупредил Сэм, — она будет бояться.
Джой кивнул головой. Когда они подошли, мать пытливо посмотрела на них.
— Всё хорошо, мама, — успокоил ее Сэм.
Он уже снимал гимнастерку. Надо было приниматься за работу.
Весь день Джой с матерью ломали початки кукурузы, а Сэм сносил их в корзинах под навес в деревянную клеть возле дома. Они не разговаривали; каждый думал о том, что? принесет сегодняшняя ночь. Пройдет ли она благополучно? К вечеру все так устали, что мать не смогла разжечь огня в плите. Она просто размешала кукурузную муку с патокой, и они поели немного.
Днем Сэм еще думал, что пойдет к Генри, но теперь, когда он шатался от усталости, десятикилометровый путь казался ему бесконечным, и он решил, что переночует дома. Вряд ли что случится ночью. Джой смотрел на него; и, отвечая на его молчаливый вопрос, Сэм покачал головой:
— Ничего не будет, Джой, — сказал он. — Ничего не будет. Давай спать.
Сэм присел на свою подстилку, вынул из-под подушки «Вальтер», вставил обойму и, оттянув ствол, вложил туда один патрон. Потом положил револьвер снова под подушку. Больше он ничего не мог сделать. Тело у него ломило от усталости. «Мне не дойти будет до города», — подумал он.
— Я боюсь, Сэм, — сказала мать. — Я очень боюсь.
— Ничего, мама, — ответил Сэм. — Он хотел набить себе трубку, но тут усталость окончательно овладела им. Сэм откинулся назад на свою постель и сразу заснул.
Проснулся он неожиданно среди ночи и несколько мгновений лежал прислушиваясь.
Ни одного звука не было слышно в хижине, но в ней чувствовалась какая-то настороженность,
