ради того, чтобы поболтать о том о сем.
— Верно.
Дейв тряхнул ноющей кистью. Боль — не такая уж плохая вещь.
— О'кей, тогда, может, скажешь мне, что там у тебя на уме?
Дейв начал было что-то говорить. Он прикусил язык, глубоко вздохнул и начал заново.
— Джек, вы не знаете… вы слыхали когда-нибудь о человеке по имени Джон Рэнсом?
Голос Крютера словно просветлел.
— Джонни Рэнсом? А то! Он был старшим сержантом у нас в подразделении, э-э… дай-ка припомню… не то за восемь, не то за девять месяцев до твоего появления.
Сердце Дейва забилось быстрее. Так Рэнсом действительно один из людей Крютера! Возможно, они до сих пор поддерживают связь.
— А где он сейчас?
— Да нигде. Только имя написано на той здоровенной черной стене, которую втулили под Вашингтоном.
— Он мертв?
Дейв закусил губу.
— Железно. Наступил на мину. Я сам собирал его по кусочкам и складывал в мешок. А почему ты спрашиваешь?
— Тут один человек называется его именем. Он сказал, что служил у вас.
— У меня служила куча народу. Как он выглядит?
— Здоровенный, массивный, мускулистый. Русые волосы с проседью. Квадратное лицо. Пять футов десять-одиннадцать дюймов роста. Говорит с аппалачским акцентом, в точности как… как один наш общий знакомый.
— Под это подходит добрая дюжина. Еще что-нибудь можешь сказать про него?
— Да не особенно. Разве что… возможно, его настоящее имя — Дональд. Я подслушал…
— А, черт! У нас в подразделении было два Дональда одновременно с сержантом Джонни. Один — лейтенант, другой — капитан. Одного из них прозвали Снеговиком, другого называли Капитан Холод. И оба были такими же жопами, как ты.
— Никакая я не жопа.
— Ну вот дерьмище-е! — протянул Джек. — Единственное различие между тобой и этими двумя типами в том, что у тебя есть чувство юмора.
«Хм, — подумал Дейв. — Нет. Неправда. Я не… Я не был… Я не…»
— Ну так, сынок, что ты еще можешь мне сказать про этого хренова Дональда, чтоб ему пусто было?
— Он носит при себе кучу документов. В одном написано, что он из департамента по делам ветеранов. В другом — что он работает на какую-то Особую консультационную группу.
Джек резко вдохнул.
— Что у тебя за дела с этой компанией?
Дейв проигнорировал вопрос.
— Кто они такие, Джек?
В голосе Крютера появилась тень неодобрения.
— Наемники. Поденщики. Делают работу, к которой люди вроде меня и навозными вилами не притронутся.
— Что…
Крютер фыркнул.
— Думаешь, я малость лицемерю? Как там в той шутке про юриста и ослицу из Тихуаны? Профессиональные стандарты и все такое? Но нет, они занимаются такой работой, за которую я просто не возьмусь. Особая группа, похоже, вообще не страдает угрызениями совести. По крайней мере, никто этого еще не замечал.
— На кого они работают?
— На любого, у кого есть деньги. На любого, кто хочет, чтобы грязную работу сделал за него кто-то другой, и готов заплатить.
— На правительство?
— Сейчас — нет, наверняка нет. Правительство США давно уже дало Особой группе пинка. Лет двадцать назад, если не больше. Никто в Вашингтоне с ними не работает. Что еще не значит, что у них где- то как-то не сохранилась пара каналов. Не прямая связь — ну, ты понимаешь — и не через вторые руки. Может, через третьи, если не больше. Они были под рукой целую вечность — с тех пор, когда мой батя вернулся домой еще с его войны. Ежу понятно, что у них имеются друзья. Ну так как, ты не хочешь мне рассказать, почему ты расспрашиваешь про этих ребят? Это не совсем те вопросы, которые стоит задавать благоразумному гражданину.
— У меня есть на то причины. Расскажите мне о них, Джек. Кто они и чем они занимаются?
— Черт, да я никого из них не знаю. И знать не хочу. А что касается того, что они делают, — ну, в целом такие типы, как эта Особая группа, они просто лезут во все дела. Ну там общая разведка и анализ, подкуп иностранных должностных лиц, посредничество в использовании наемников, грязные исследования и разработки, торговля оружием плюс всякие мерзкие трюки: куда-нибудь пролезть без спросу, натыкать «жучков», чего-нибудь спереть и все такое.
— Грязные исследования и разработки?
— Ну, чертова работенка, какую могут придумать только полные подонки. Вроде Саддама Хуйсейна или полковника Мудафи.
— Вы хотите сказать…
— Сынок, мне не по душе этот разговор.
Дейв набрал побольше воздуху.
— Джек, мне нужно знать. Очень нужно!
Крютер вздохнул.
— Честно говоря, не так много я и знаю — могу только прикидывать. Все, что я могу сказать, так это что слухи ходят чертовски давно — на моей памяти постоянно. Понимаешь, в конце Второй мировой русские захватили восточную часть Германии, где фрицы разместили большинство лагерей смерти — тех, в которых они проводили основную часть своих так называемых медицинских экспериментов. Ну, и нетрудно догадаться, что Джо Сталин, который был чокнутым, словно сортирная крыса, наложил лапу на всю ту мерзость, над которой фрицы работали. И, как ты понимаешь, стоило нашим выяснить это, они тут же заявили, что раз у русских есть такая штука, значит, и у нас она должна быть.
— Что за штука, Джек?
— Болезни, сынок, болезни. Чума всякая. Микробы, вирусы — биологическое оружие. Ходили слухи, будто куча вражеских ученых работала над ними. Ходят слухи, что кое-кто до сих пор работает.
Последовала длительная пауза. Дейв закурил.
— Что-то ты умолк, сынок, — мягко произнес Джек.
В его голосе проскользнула нотка беспокойства.
— Я просто задумался, Джек.
— И о чем же?
— Что должно было произойти, если пятьдесят лет назад кто-то — скажем, армейский врач при штабе Макартура — наткнулся на японскую лабораторию, занимавшуюся биологическим оружием.
— Вопрос несложный, сынок. Ее упаковали и переправили домой. Точно так же, как переправили все нацистские лаборатории, занимавшиеся ракетами, со всем их персоналом.
— И что дальше?
— Как ты помнишь, биологическое оружие сейчас полностью вне закона. Запрещено Конгрессом и осуждено по договору. Поэтому все, что они делают, они изо всех сил стараются держать в секрете. Не исключено, что они передоверили работу кому-то — возможно, твоим друзьям из Особой группы или кому- нибудь наподобие их. Тем немногим людям, которым приходится об этом сообщать, они говорят, что все это исключительно научные исследования — сугубо для противостояния тому, что делают русские. Русские свою
