ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Отодвинув бедра от ее тела, он как будто дразнил Грейс, обещая продолжение. Она сдвинулась в сторону, противоположную движению его руки, и вскоре почувствовала его у самого входа в свое тело. Он глубоко вошел в нее, и она изо всех сил сжала его плечи.
По телу Грейс пробежал огонь, все больше приближающий ее к вершине блаженства. Пульс многократно участился, ей стало трудно дышать. Придерживая ее рукой за ягодицы, Адам медленно покачивался.
В понедельник Грейс вошла в свой кабинет, чувствуя себя гораздо менее уверенно, чем в январе, когда думала, что из-за скандала с двумя учителями закроют школу.
— Доброе утро, Брюс, — поздоровалась она.
— Доброе утро, Грейс. У вас в кабинете посетитель.
— Кто?
— Доун О'Ши.
Грейс застонала. Она стремилась отделаться от уволенной учительницы, но следовало предвидеть, что с Доун это будет не так просто.
— Она совсем не вовремя появилась здесь.
— Знаю. Именно поэтому я сразу же проводил ее в ваш кабинет. Думал, будет лучше, если ее никто не увидит.
— Хорошая мысль. Мне неудобно просить об этом, но не мог бы ты прерваться на пять минут?
— Конечно.
Грейс вошла в свой кабинет. Доун стояла позади стола, задумчиво глядя в окно, выходившее на парк школьного кампуса.
— Простите, что заставила вас ждать, — начала Грейс.
Звук ее голоса заставил Доун резко обернуться.
— У нас же не была назначена встреча!
— Ну, хорошо, мы долго собирались встретиться. Я рада, что вы зашли к нам, но сегодняшний день обещает быть немного сумасшедшим.
— Я видела вашу фотографию в газете.
— И все видели. Чем могу быть вам полезна?
— Я хочу снова вернуться на работу.
— Доун, еще слишком рано. Нам понадобится минимум полгода, чтобы я смогла восстановить в администрации ваше имя.
Доун кивнула:
— Я опасалась, что вы так и скажете.
— Мне жаль, но ничем иным помочь не могу.
— Мне тоже, — ответила Доун и, подхватив свою большую коричневую кожаную сумку, вышла из кабинета.
На самом деле ей вовсе не хотелось возвращаться в школу. Доун решила связаться с руководителями других школ за пределами Техаса. Может быть, кто-нибудь из них откроет ей двери.
Грейс чувствовала себя усталой. Адам ушел в субботу днем, и больше она с ним не виделась. Он пару раз звонил, но она упорно не брала трубку. На сегодня после полудня было намечено заседание администрации в полном составе, и Грейс намеревалась предстать перед всеми сильной и свежей. Благодаря самой себе.
Но она безумно тосковала по Адаму. Последние две ночи Грейс спала просто отвратительно, и это злило ее, ведь она провела в объятиях Адама всего одну ночь — и уже скучает по нему.
Пройдя в школьный буфет, Грейс сделала себе кофе. Услышав за спиной у себя шум, она, даже не оборачиваясь, поняла, что это Адам. Пряный запах его лосьона после бритья окутал ее, и она, глубоко дыша, зажмурилась, не в силах сосредоточиться на чем бы то ни было.
Адам потянулся за чашкой кофе, коснувшись спины Грейс; девушка слегка подвинулась, при этом ее плечо скользнуло по его груди.
— Доброе утро, Адам.
— Привет. Хорошо провела выходные?
Взглянув на него, Грейс поняла, что обидела его своим игнорированием. Это совсем не придало ей сил, зато заставило почувствовать себя ничтожной и мелочной. Отставив свою чашку, она взяла Адама за руку и потянула его прочь из почти совсем пустого помещения. По коридору она провела его к себе и захлопнула дверь.
Отпустив его запястье, Грейс отошла подальше. В своем кабинете, где она всегда чувствовала себя уверенной в своих силах, сейчас она немного растерялась. Если это результат ее влюбленности, подумала Грейс, то она не хочет быть влюбленной.
— Извини, — пробурчала она.
— Ты не могла сказать мне это в буфете? — спросил он, прислонившись спиной к стене, отделанной ореховыми панелями, и внимательно изучая Грейс своим загадочным взором.
Из-за его плеча виднелся портрет почтенной Мэрилин Треммел — последней руководительницы школы из династии Треммелов. Грейс подумала, а случалось ли той сталкиваться лицом к лицу с такими же проблемами, как у нее?
— Нет, не могла. Я не хочу, чтобы нас здесь кто-нибудь видел.
— Все еще оберегаешь свою репутацию?
Ни тоном, ни выражением лица Адам не выдал своих эмоций. Нежели она своей отстраненностью погубила все, что он к ней испытывал раньше? Грейс все еще помнила ощущение его тела, тогда, на кровати, перед тем как он ушел, чтобы поговорить с Малкольмом. И ей снова захотелось оказаться в объятиях Адама.
— Суть не в этом. То, что я чувствую к тебе, — мое личное дело, и ничье больше.
— А что ты чувствуешь ко мне, Грейс? — поинтересовался он.
Грейс услышала в его голосе мольбу о том, чтобы ответ был честным, но она понимала, что у него и у нее разные представления о честности.
Ему не составило труда скорректировать истину. В колонке светской хроники воскресной газеты была опубликована статья, утверждавшая, будто они с Грейс старые друзья и уже некоторое время встречаются. Не совсем ложь, но в то же время и не правда.
— Я скучала по тебе в выходные, — призналась Грейс.
— Не нужно было.
— Я знаю. И именно это хочу сказать. Я не создана для близких отношений.
— И я тоже.
Это не так, подумала Грейс. У него благодаря воспитанию в духе патриархальной семьи имелись четкие представления о том, какими должны быть эти отношения, и не было такого напряженного страха перед ними. Этот страх жил в сердце у Грейс с тех пор, как отец-проповедник начал внушать дочери, будто мать ушла потому, что девочка не стоила того, чтобы остаться с ней.
— Ты вырос в идеальной семье, — сказала Грейс.
— Мне тоже так казалось, однако выяснилось, что это была неправда.
— Что именно?
Между ними повисло молчание. Наконец Адам глубоко вздохнул.
— На самом деле я не Боуэн. Меня усыновили. Вся эта идиллия по принципу «папа знает лучше всех», которая царила у нас в семье, оказалась ложью.
Грейс поморщилась, ей было больно слышать его слова.
— То, что тебя усыновили, не значит, что твои родители не любили тебя. Адам, они же выбрали
