{11}
упорного труда, тот надолго погружается в предмет и изучает его в тиши.
Быстрая распродажа второго издания этого энциклопедического руководства, которое по вышеуказанному своему назначению не делает легким изучение философии, доставило мне удовлетворение показав мне, что оно встретило не только громко кричащее легкомыслие и пустоту, но также молчаливое, вознаграждающее участие, которого я желаю также и этому новому изданию.
Берлин, 19 сентября 1830 г.
Речь Гегеля, произнесенная им при открытии чтений в Берлине 22 октября 818 г.
Мм. гг. Так как я сегодня в первый раз выступаю в здешнем университете в должности преподавателя философии, к которой призвала меня милость его величества короля, то позвольте мне предпослать своим чтениям заявление, что я считаю для себя особенно желательным и пр ятным вступить на более обширное поле академической деятельности именно в настоящий момент и именно здесь. Что касается- момента, то, повидимому, в настоящее время наступили обстоятельства, позволяющие философии снова надеяться на внимание и любовь, и эта почти замолкнувшая наука теперь получает возможность вновь возвысить свой голос. Ибо еще недавно, с одной стороны, тяжелые времена заставляли придавать слишком большое значение мелким интересам повседневной жизни, а, с другой стороны, высокие интересы действительности, интерес и борьба, ставившие себе целью прежде всего восстановить и спасти политическую целость народной жизни и государства, в столь большой мере поглощали все способности духа, силы всех сословий, равно как и все внешние средства, что внутренняя жизнь духа не могла обрести спокойствия. Всемирный дух, столь занятый действительностью и отвлекаемый внешними событиями, не мог обратиться внутрь, к самому себе, и наслаждаться собою на своей подлинной родной почве. Но теперь, когда поставлена преграда этому потоку действительности и когда немецкий народ спас свою национальность, основу всякой живой жизни, наступила пора, когда, на-ряду с областью действительного мира, может самостоятельно расцвести в государстве также и свободное царство мысли. В настоящее время, когда дух в столь большой мере обнаружил свое могущество, он вполне явственно показал, что лишь идеи и согласующееся с идеями может сохранить существо-
{13}
вание, что все требующее себе признания обязательно должно оправдать себя перед разумением и мыслью. И, в особенности, то государство, которое приняло меня теперь, обязано своему духовному перевесу тем, что оно приобрело вес в области действительности и политики и поставило себя в отношении могущества и независимости наравне с такими государствами, которые превосходили его по своим внешним средствам. Здесь развитие и процветание наук составляет один из существенных моментов в жизни самого государства. В здешнем университете, в этом центральном университете страны, должна также найти свое истинное место и пользоваться наибольшим попечением та наука, которая образует центр всей духовной культуры, всех наук и всякой истины, т. е. философия. — Однако недостаточно указать вообще, что духовная жизнь составляет один из основных элементов в существовании нашего государства, — мы должны, кроме того, сказать, что здесь получила свое более высокое начало та великая борьба, которую народ в единении со своим государем вел за свою независимость, за уничтожение чужой бездушной тирании и за душевную свободу. Эта борьба была делом нравственной мощи духа, который, почувствовав свою силу, поднял свой стяг и сделал это свое чувство силой действительности. Мы должны признать неоценимым благом то, что наше поколение жило и действовало, воодушевленное этим чувством, — чувством, в котором концентрировались все правовые, нравственные и религиозные силы. В таком глубоком и всеобъемлющем действии дух возвышается до своего достоинства, житейская пошлость и пустые интересы терпят крушение, поверхностность усмотрения и мнений явственно обнажается и сама собою исчезает, Эта овладевшая вообще душою глубокая серьезность образует также и подлинную почву философии. Погруженность в повседневные заботы и интересы, с одной стороны, и тщеславное самодовольство мнений—с другой, — вот что враждебно философии.
В душе, которой овладело последнее, не остается места для разума, который ищет не своего, а истинного. Тщеславие должно испариться и превратиться в ничто, когда для человека становится необходимостью добиваться существенного содержания, когда он дошел до того, что лишь такое содержание имеет для него значение.
Подобное существенное содержание составляло предмет стремлений нашего времени и мы видели образование того зерна, дальнейшее развитие которого во всех отношениях,—в политическом, нравственном, религиозном, научном,—вверено нашему поколению·
{14}
Наше призвание и наше дело состоят в том, чтобы работать над философским развитием той существенной основы, которая проявилась с новой свежестью и новой силой в недавнее время. Ее обновление оказавшее ближайшим образом свое влияние в политической действительности, продолжает теперь далее проявляться в более серьезном отношении к нравственным и религиозным задачам и вообще, в требовании основательности и дельности, предъявляемом ко всем жизненным отношениям. Самая серьезная потребность есть потребность познания истины. Эта потребность, которая составляет отличие духовной природы от природы лишь чувствующей и наслаждающейся, образует именно поэтому глубочайшую сущность духа, она в себе, т. е. потенциально, составляет всеобщую потребность. Частью эту потребность сильнее пробудила серьезность, отличающая наше время, частью же эта потребность составляет отличительную черту немецкого духа. Что касается превосходства немцев в разработке философии,
