представляют собою в-себе и для-себя-сущее основание всего. Чтобы направить свой интерес на такие чистые определения, требуется уже очень высокая ступень образованности. Рассмотрение их самих в себе
{57}
и для себя имеет, кроме того, и тот смысл, что мы выводим эти определения из самого мышления и из них самих усматриваем, истинны ли они, или нет. Дело происходит не так, что мы их воспринимаем внешним образом, а затем даем их определение или вскрываем их ценность и значимость, сравнивая их с теми представлениями о них, которые имеются в нашем сознании. В таком случае мы исходили бы из наблюдения и опыта и сказали бы, например: слово «сила» мы обыкновенно употребляем в таких-то и таких-то случаях, и для обозначения того-то и того-то. Такое определение мы называем правильным, если оно согласно с тем, что содержится в нашем обычном сознании о ее предмете. Но таким образом понятие определяется не в самом себе и для себя, а согласно некоторой предпосылке, являющейся в таком случае критерием, масштабом правильности.
Мы, однако, не должны пользоваться такими масштабами, а должны предоставлять живым самим по себе определениям действовать самостоятельно. Вопрос об истинности определений мысли должен представляться странным обыденному сознанию, ибо, как кажется, они делаются истинными лишь при применении их к данным предметам, и не имеет поэтому никакого смысла спрашивать об их истинности вне этого применения. Но именно этот вопрос и важен. При этом мы должны, разумеется, знать, что следует понимать под истиной. Обыкновенно мы называем истиной согласие предмета с нашим представлением. Мы имеем при этом, в качестве предпосылки, предмет, которому должно соответствовать наше представление о нем. В философском смысле, напротив, истина в своем абстрактном выражении вообще означает согласие некоторого содержания с самим собою. Это, следовательно, совершенно другое значение истины, чем вышеупомянутое. Впрочем более глубокое (философское) значение истины встречается отчасти также и в обычном словоупотреблении; мы говорим, например, об истинном друге и понимаем под этим такого друга, способ действия которого соответствует понятию дружбы; точно так же мы говорим об истинном произведении искусства. Неистинное означает в этих выражениях дурное, несоответственное самому себе. В этом смысле плохое государство есть неистинное государство, и плохое и неистинное вообще состоит в противоречии, имеющем место между определением, или понятием, и существованием предмета. О таком плохом предмете мы можем себе составить правильное представление, но содержание этого представления неистинно внутри себя. Мы можем иметь в своей голове много правильного, что вместе с тем
{58}
неистинно. Единственно лишь бог есть истинное согласие понятия и реальности. Но все конечные вещи имеют в себе неистинность, они имеют понятие и существование, но это существование не соответствует их понятию. Поэтому они должны; погибать, и эта их гибель служит проявлением несоответствия между их понятием и их существованием. Животное как единичное имеет свое понятие в своем роде, и род освобождает себя от единичности посредством смерти.
Рассмотрение истины в разъясненном здесь смысле, в смысле согласия с самой собою, составляет настоящую задачу логики. В обыденном сознании вопрос об истинности определений мысли вовсе и не выступает. Задачу логики можно также формулировать таким образом, что в ней рассматриваются определения мысли, поскольку они способны постигать истинное. Вопрос сводится, следовательно, к выяснению того, какие формы — формы бесконечного и какие формы— формы конечного. В обыденном сознании не возникает никаких подозрений при пользовании конечными определениями мысли, и оно без дальнейшего признает за ними значимость. Но все заблуждения происходят оттого, что мыслят и действуют согласно конечным определениям.
Прибавление 3-е. Истинное можно познать различными способами, и эти различные способы познания мы должны рассматривать только как формы. Так, например, мы можем несомненно познать истину посредством опыта, но этот опыт есть лишь форма. В опыте имеет большое значение, какой ум приступит к изучению действительности.
Великий ум делает великие наблюдения и усматривает в пестрой игре явлений то, что имеет значение. Идея налична и действительна в явлениях, а не где-то за пределами и позади явлений. Великий ум, например Гёте, всматривающийся в природу или в историю, делает великие наблюдения, усматривает разумное и дает ему выражение.
Можно, далее, познавать истину также в рефлексии и определять истину посредством отношений рефлектирующей мысли. Однако в этих двух способах познания истины еще нет истины в себе и для себя в ее настоящей форме. Наиболее совершенным способом познания является познание в чистой форме мышления. Человек действует здесь совершенно свободно. Что форма мышления есть абсолютная форма и что истина выступает в ней таковой, какова она есть в себе и для себя, — в этом состоит вообще основное положение философии. Доказательство этого утверждения состоит раньше всего в том, чтобы показать, что указанные ранее формы познания суть конечные формы. Воз-
{59}
вышенный античный скептицизм дал это доказательство, показав, что все вышеуказанные формы содержат в себе противоречие. Но когда этот скептицизм хочет то же доказать и по отношению к формам разума, он сначала подсовывает им нечто конечное и затем ловит их на этом. Все формы конечного мышления встретятся нам в ходе логического развития и именно так, как они выступают согласно необходимости; здесь (в введении) мы должны были бы ненаучным образом их принять как нечто данное. Ход самого логического рассмотрения показывает не только отрицательную сторону, но также и положительную сторону этих форм.
При сравнении различных форм познания нам легко может показаться, что первая форма, форма непосредственного знания,
