женой!
Она встала рядом с ним. Он взял ее за руку и заглянул в глаза. И увидел в них такую радость, что тут же поклялся себе никогда и ничем ее не расстраивать.
Она никогда не должна узнать, что он вернулся к ней только из-за завещания. Что он женился на ней не только по собственному желанию, но и потому, что этого требовала его работа.
Ложность ситуации немного смущала Донована, но он все сделает, чтобы это исправить. Он женится на Кэссиди — в конце концов, она сама этого хотела! И, черт побери, он должен стать хорошим мужем и отцом. Но он знал и то, что Кэссиди не приемлет никакой лжи.
Прежде чем повернуться лицом к пастору, он поклялся себе сделать все, чтобы вопрос о причине его женитьбы на ней уже не имел значения, даже если когда-нибудь правда и всплывет.
Пастор начал церемонию. Донован почувствовал, что петля затягивается. Он услышал слова, которые не один раз слышал на подобных же церемониях, но только сейчас они западали прямо в душу. Он стиснул руку Кэссиди, и она взглянула на него.
— Ты в порядке? — одними губами спросила она.
Он кивнул. В порядке ли? Не такое уж это легкое дело — женитьба! Еще хуже, когда в голове бродят мысли, что, может быть, решение жениться на Кэссиди было не единственным возможным решением?
Потом пастор спросил, согласен ли он взять Кэссиди за себя. Тут уже страх и неуверенность куда-то отступили. Кэссиди и так принадлежала ему, и сегодняшняя церемония только подтверждала это.
— Да, — ответил он.
Кэссиди улыбнулась ему, а он ей. В этот момент паника убралась туда, откуда ей уже не выбраться. Он не из тех людей, что оглядываются назад и жалеют о сделанном выборе. Он смотрит только вперед и сам решает свою судьбу. Да-да, в этот момент, когда рядом с ним его женщина, он находится там, где и должен быть.
Продолжение церемонии прошло как в тумане. И вот пастор сказал, что он должен поцеловать свою жену.
Донован притянул к себе Кэссиди и тут же почувствовал, как ребенок толкается в ее животе. Он склонил перед ней голову, она привстала на цыпочки, их губы встретились. Он целовал ее и не мог оторваться.
Кэссиди Франзоне… нет, Кэссиди Толли!
Его женщина. Его жена. Мать его ребенка.
— Кэссиди, у тебя найдется минутка?
— Конечно, а в чем дело?
— Я кое-что слышала… Не хочу поднимать волну в день твоей свадьбы, но…
— Говори, говори, Эмма. Все говори.
— Что-то непонятное происходит в «Толли-Паттерсон».
— В каком смысле?
— Я не знаю подробностей, но Джейкоб Элдред, один из адвокатов папиной фирмы, держал в руках завещание Максвелла Паттерсона. Я была на вечеринке с коллегами по работе, и, когда упомянула, что приглашена на твою свадьбу, мне кое-что рассказали о завещании Максвелла…
— О завещании деда Донована?
— Я не могла расспрашивать о подробностях. Начала было, но тут они спохватились, что мне об этом рассказывать нельзя. Тогда я стала приставать с вопросами к отцу, но ты же знаешь, какой он.
Кэссиди села.
— Я не знаю, что и думать…
Эмма присела рядом и взяла ее за руку:
— Я знаю, Кэссиди. Это может быть просто бизнес, но почему он вернулся? Как снег на голову свалился.
— Не думаю, что наш брак как-то может помешать его работе. Хотя деду нравилось, что Донован не женат.
— Ты права. Как раз об этом я и хотела упомянуть.
— О чем ты хотела упомянуть? — спросил подошедший сзади Донован.
— Ни о чем, Донован. Я услышала кое-какие пересуды о тебе и завещании твоего деда.
Кэссиди показалось, что у Донована побелело лицо.
— Какие пересуды? — странным голосом спросил он.
— Ничего особенного. Завещание немного странное…
— Подумаешь, странное! Обычное для Юга дело. Вам обеим не о чем беспокоиться.
Эмма и Донован никогда не были большими друзьями. Кэссиди и не хотела бы, чтоб они уж очень ладили, но, в общем-то, ее это не особенно волновало.
— Конечно, не о чем, — сказала Кэссиди Доновану.
Он протянул ей руку, и она подала ему свою. Он помог ей встать.
— Тебе что-нибудь нужно?
— Я хочу с тобой потанцевать. Извини, Эмма, — сказал он.
Подруга кивнула, но Кэссиди чувствовала, что Эмма сказала не все. Есть что-то еще. Надо будет потом поговорить с Донованом. А сейчас она хочет радоваться и получать удовольствие.
Оркестр начал играть «Помнишь ли?» Джека Джонсона.
— Это ты заказал?
— Я. По-моему, для первого дня нашего брака это самая лучшая мелодия.
Она любила эту песню, от которой всегда возникало ощущение чего-то прочного. Ощущение, что двое могут быть вместе всю жизнь. А она хотела всегда быть рядом с Донованом.
— Не думала, что ты помнишь, как она мне нравится.
— Я все о нас помню, Кэссиди.
Когда он так говорил, ей казалось, что все ее сомнения не имеют под собой никакой почвы. Он прижал ее к себе и стал подпевать. Она очень любила его голос. А еще очень любила чувствовать его объятья. Она так по ним соскучилась!
Кэссиди вздохнула и прижалась к нему.
Он погладил ее по спине:
— С тобой все в порядке, крошка?
— Да. Я скучала по твоим рукам.
— Я тоже. Мы больше никогда не будем спать врозь.
Это ей тоже понравилось. Но ведь он так часто уезжает по делам, что вряд ли эти слова стоит принимать за чистую монету. Она думала, что сегодняшнее событие освободит ее от сомнений и тревог, но, оказалось, их только прибавилось.
— Разве ты этого не хочешь?
— Хочу. Я скучала по нашим ночам…
— В твоем голосе какая-то неуверенность.
— Совсем нет. Я просто подумала, что жизнь иногда идет не так, как хочется.
— Это касается меня?
— Особенно тебя.
— И что мне сделать, чтобы ты избавилась от страхов?
Она пожала плечами:
— Не знаю. В последнее время меня многое тревожит.
— Что тебе сказала Эмма? — спросил Донован, когда оркестр заиграл старую песню Дина Мартина «Вернись ко мне».
Она подозревала, что эту мелодию заказал кто-нибудь из ее братьев, ведь эта мелодия звучала на свадьбе их родителей.
— Кое-что о завещании твоего деда.
— Что о завещании?
— Что оно немного странное. Не правда ли, мои родители выглядят довольными?
