— Я твой жених, никуда тебе, любушка, от меня не деться, объясни, что случилось. Я должен быть в курсе, сама понимаешь.
Антонина сморщила лоб, коротко вздохнув, рассказала про клуб, про то, как ей было там хорошо, про деньги.
— Кто ж это деньги в наружном кармане носит, — проворчал он. — Тоже, голова. Ну ладно, поправляйся.
— Спасибо вам! — засыпая, прошептала она.
— Еще «спасибо»… — сказал он, почти растроганный.
И отправился спать.
Когда наутро Ярофеич и стриженая Лена Сергеева вошли и кухню, Скворцов, поставив ногу на табурет, чистил ваксой ботинок.
— Старосельская здесь живет? — спросила Лена.
— Нет, не здесь.
— А нам сказали, здесь, — недовольно проворчал Ярофеич.
Скворцов снял ногу с табурета и остановился в выжидающей позе.
— А может, вы знаете, где она живет, — спросила Лена, — нам ее очень нужно.
— По делу?
— Да.
— В данное время она находится здесь, — сказал Скворцов, — но она больна и видеть ее нельзя.
— Чем больна?
— Крупозным воспалением легких.
Ярофеич переглянулся с Леной.
— А вы не из клуба? — спросил Скворцов.
— Из клуба.
— По поводу денег?
— Нет.
— Деньги для вас приготовлены, — холодно сказал Скворцов, — вы можете их получить.
— Мы пришли не за деньгами.
— А за чем же?
— Нам нужно ее видеть.
— Я же вам сказал, что нельзя.
— Простите, — вдруг вмешалась Лена, — а вы, собственно, кто?
— Кто, я?
— Да.
— Я ее дядя-я, — неприятно улыбаясь, сказал Скворцов. — Она просила меня передать вам деньги. Напишите мне расписку.
— Я не могу взять деньги, — сказал Ярофеич, — они списаны.
— Это ее не касается.
— Странный какой-то разговор, — раздраженно сказала Лена, — ведь мы вам объясняем, что деньги списаны.
— Списаны или не списаны, это все равно. Она просила меня возвратить вам казенные деньги. Будьте добры, напишите расписку.
— Что же делать? — спросил Ярофеич.
— Переведем деньги как добровольный взнос, — сказала Лена, — пиши, если ей это так важно.
Ярофеич написал, что от т. Старосельской получено в виде добровольного взноса сорок рублей. Скворцов прочел и вернул расписку.
— Не годится, — сказал он, — ваше дело, как проводить, а ее — вернуть казенные деньги. Напишите, что вами получены деньги, выданные под отчет т. Старосельской, — сорок рублей.
Ярофеич улыбнулся и написал.
Скворцов отсчитал сорок рублей и протянул их Лене, Ярофеич тем временем писал Антонине еще записку.
Когда они ушли, Скворцов развернул записку и прочел ее с начала до конца два раза. В записке было написано, что инцидент давно исчерпан, что Антонину ждут в клубе и что Ярофеич может ее устроить помощником библиотекаря на жалованье в тридцать семь рублей тридцать копеек. Дальше говорилось, что ее будут ждать еще неделю, что приходить ей вовсе не обязательно, но что хоть письменное согласие она должна прислать. Работы бояться нечего — библиотекарь человек славный, быстро подучит. Записка кончалась так:
«Выяснилось, что все наши ребята к тебе отлично относятся, и, когда история с Гартман всплыла наружу, было устроено, даже не по моей инициативе, общекружковое собрание. Ваш руковод выступил с речью. Группу Гартман высадили из клуба, ее саму вывели из ревизионной комиссии. В общем, все хорошо. Мы тебя заждались, а Костя-художник совсем иссох. Выздоравливай. Не понимаю, почему ты суешь нам деньги во что бы то ни стало».
Прочитав записку до конца во второй раз, Скворцов мелко ее изорвал и бросил клочки в помойное ведро. Потом он дочистил ботинки, вымыл со щеткой руки и, тонко засвистав, постучал в свою комнату.
Антонина одетая лежала на диване с книгой в руке. Ноги ее были покрыты теплым пледом. Она очень похудела за время болезни, но была красивой по-прежнему, только рот стал больше, да немного ввалились глаза.
Пока Скворцов вытирал за шифоньером руки, она спросила, с кем он разговаривал в кухне.
— А разве было слышно? — быстро спросил он.
— Конечно, было слышно, что с кем-то разговариваете.
— Да, разговаривал. Тут из твоего клуба приходили.
Антонина села.
— Кто?
— Не знаю. Какой-то лысый, в очках.
— Ну?
— Насчет денег.
Скворцов сказал, что в клубе целая история, Гартман, или как ее…
— Гартман, — нетерпеливо подтвердила Антонина.
— Гартман через ревизионную комиссию стала действовать. Они тоже чего-то рассердились.
— Кто они?
— Да вот лысый этот.
— Ну?
— Что — ну? Я его спровадил.
Скворцов поглядел на Антонину и усмехнулся.
— Взял с него расписку.
— Какую?
— В том, что он деньги получил сполна.
— А как же деньги?
— Я заплатил.
Антонина молчала. Скворцов поправил перед зеркалом галстук, манжеты, обдернул пиджак и сел в качалку. Антонина не сводила с него глаз.
— Вы заплатили свои деньги?
— Свои.
Он вынул из жилетного кармана расписку и бросил ее на диван.
— Да, это Ярофеич писал, — тихо сказала Антонина, — он сам приходил.
Скворцов медленно покачивался в качалке и курил.
— И больше ничего? — спросила Антонина. — И передать ничего не просил?
