— Ладно, Хватит денег.
Она взглянула на него.
— Я много зарабатываю, — сказал он, — очень много. — И, подумав, солгал: — И еще недавно получил за изобретение.
— За какое?
— Изобрел одну штуку для котла и получил пять тысяч.
В магазине готового платья Скворцов, с недовольным и капризным лицом, долго выбирал весенний костюм. Маленький, седенький приказчик особой палкой снимал с крючков распялки, на которых висели костюмы. Скворцову все не нравилось. У Антонины он не спрашивал. Она стояла в стороне и старалась смотреть на все это как можно безучастнее.
Наконец он выбрал костюм, серое драповое пальто, красивый пуховый шарф и замшевые перчатки.
— Ну как, нравится? — спросил он у Антонины.
— Все равно, — ответила она и отвернулась, чтобы не видеть его довольного, весело улыбающегося лица.
Пока Скворцов выбирал туфли, она думала о том, что теперь все кончено. Что кончено, она не знала, но эти слова — «все кончено» — как нельзя более подходили к тому, что она чувствовала. Ей ничего не было нужно. С печальным удивлением замечала она, что ей решительно неинтересны покупки, которые так радовали бы ее год назад.
— Так как же? — услышала она голос Скворцова.
— Что «как же»?
— Эти или эти?
Он держал в руках две разные туфли и раздраженно постукивал ими.
— Ведь ты покупаешь, — сказала Антонина, — не я. Покупай что нравится.
Скворцов выбрал черные лаковые, потом простые лодочки, потом велел отложить ночные кавказские, потом две пары летних и наконец фетровые боты.
В следующем магазине он купил ей халат — яркий, пушистый, разрисованный маками и листьями.
— Зачем это? — спросила она.
— Вырастешь — узнаешь, — ответил Скворцов.
Когда они вошли в бельевой магазин, ей стало неловко до того, что она покраснела. Скворцов заметил ее смущение и улыбнулся.
— Ничего, — сказал он, — я больше в этих делах понимаю, чем ты. Поди посиди вон там, на диванчике…
Она покорно ушла в темный угол магазина и села на клеенчатый диван.
Скворцов выбирал долго. Она слышала его веселый голос, смех приказчика, шелест материи. Потом Скворцов пошел к кассе.
— Ну, все в порядке, — сказал он, когда они выходили из последнего магазина. — Каких рубашечек купил — умереть! Дерут только, черти… А шляпу ты себе сама купишь, ладно?
— Ладно, — спокойно ответила Антонина.
Извозчик ждал их на углу Садовой и Гостиного двора. Пока Антонина усаживалась в пролетку и раскладывала поудобнее пакеты, Скворцов купил горячих московских пирожков.
— Ешь!
Она отказалась. Скворцов сел в пролетку, ткнул извозчика в спину и аккуратно развернул кулек.
— Не будешь есть?
— Не буду.
— Вкусные.
— Не хочу.
— Да ты понюхай только…
Антонина отвернулась. Пролетка ехала мимо Инженерного замка. В голых черных ветвях деревьев каркали и дрались вороны. Извозчик щелкал языком и подрагивал локтями.
— Последний ем, — сказал Скворцов, — пожалеешь.
— Ешь, — с раздражением ответила Антонина.
Скворцов съел все шесть пирожков и длинно, с удовольствием отрыгнул.
«Убежать, — вдруг подумала Антонина, — спрыгнуть и бегом. Но куда?»
Потом ей стало смешно: поздно бежать, Скворцов уже потратился, вот сколько накупил вещей. Чтобы не думать, она считала до ста, до трехсот, до тысячи…
«Все кончено, — думала она, — все, все кончено.»
Ей стало легче. Она вздохнула и посмотрела на Скворцова, он ковырял в зубах большой заграничной зубочисткой.
Дома в новой комнате Антонина долго молча сидела в кресле, закрыв лицо руками. Скворцов надоедливо скрипел башмаками, что-то заколачивал и свистел. Наконец он заметил позу Антонины и спросил, что с ней.
— Не знаю, — вяло сказала она, — голова разбаливается.
— Это от воздуха, — сказал Скворцов, — после болезни всегда так бывает.
Он подошел к Антонине и поцеловал ее в шею.
— Не надо меня целовать, — сказала она и спряталась в кресле так, чтобы Скворцов не мог достать до ее щеки.
Он решил, что она кокетничает с ним, и засмеялся.
— Все равно недолго теперь ждать, — сказал он, — прощай, прощай.
Плечи ее вздрогнули.
— Прощай, прощай, — шепотом повторил Скворцов, — это только вначале страшно.
— Уйди, — едва слышно сказала она.
— Сейчас уйду, — жадно сказал Скворцов, — а тогда не уйду.
— Уйди! — крикнула она.
— А ты не кричи.
Скворцов сел на подлокотник, прижал слабые плечи Антонины к спинке кресла и жадно поцеловал ее в губы.
— Пусти.
— Сейчас пущу, а тогда уж не пущу, — тихо повторил он, — не-ет, тогда не пущу.
Глаза у нее вдруг закрылись.
Он опять поцеловал ее в открытые губы.
Она не двигалась.
— Жду, жду, — говорил он. — Тоня, сколько я жду? Я, брат, каждый день жду. Тоня…
Она поднялась, пригладила волосы и посмотрела на Скворцова — грустно и устало. Он попросил ее переодеться.
— Все надень, — сказал он, — и рубашечку надень… Я там две рубашечки купил голубенькие. Такие рубашечки… Наденешь?
— Зачем?
— Ну, надень. Небось никогда такого не надевала. И халат надень. Ладно? А я выйду.
Когда он вернулся, она сидела в кресле и смотрела на него огромными, испуганными глазами. На ней был халат, новые чулки, новые туфли.
— Тонька! — сказал он.
— Что? — спросила Антонина.
— Идет тебе халат.
Он подошел к ней вплотную и дернул ворот халата. Зрачки его блеснули.
— И голубое идет.
Антонина вырвалась и запахнула на себе халат.
— Недотрога, — нараспев сказал он.
