– И скольких женщин вы убили?
– Миллисент была первой. Были и другие романы, и стоило' моей возлюбленной разочаровать меня, приходилось причинять ей боль, но я никого не убивал. Правда, после того как я встретил Миллисент, все изменилось. Я долго следил за ней и все сделал идеально.
До сих пор он говорил спокойно, но теперь сорвался на рык.
– А потом она предала меня, совсем как те, другие. Воображала, что может обманывать меня с другими мужчинами, а я настолько слеп, что ничего не замечу! Я не мог позволить ей терзать меня! Пришлось наказать ее.
Он шумно, раздраженно вздохнул и, злобно хмыкнув, пояснил:
– Я прирезал сучонку год назад и похоронил глубоко, так глубоко, что никто и никогда ее не отыщет. И теперь обратной дороги нет. Нет уж, сэр. Я и понятия не имел, как будоражит душу и волнует убийство. Заставил Миллисент молить о пощаде на коленях! И, клянусь Богом, она подчинилась. Визжала, будто свинья, и эти вопли до сих пор греют сердце. Я возбудился, возбудился так, как никогда в жизни, поэтому, чтобы продлить удовольствие, был вынужден помучить ее еще, вы меня понимаете? Когда я покончил с ней, радость несла меня как на крыльях. Что же вы молчите, отец? Почему не спросите, раскаиваюсь ли я в своих грехах?
– Я и без того вижу, что нет.
Удушливая тишина вновь наполнила исповедальню. И снова этот голос змеиным шипением вполз в тесную каморку:
– Жажда вернулась.
По телу Тома побежали мурашки.
– Есть люди, которые могут…
– Считаете, что меня нужно упрятать под замок? Я наказываю только тех, кто предает меня. Как видите, я не закоренелый преступник. Но вы считаете меня больным, не так ли? Мы на исповеди, отец. Вы обязаны сказать правду.
– Да, я думаю, вам следует пойти к врачу.
– О, вряд ли. Я всего лишь человек убежденный и преданный идее.
– Но я уже упоминал о людях, которые могут вам помочь.
– Я настоящий гений, знаете ли. Не так-то легко мне помешать. Всесторонне изучаю клиентов, прежде чем ими заняться. Узнаю все о семье и друзьях. Да, теперь нелегко меня остановить, но на этот раз я решил усложнить себе задачу. Видите? Я не желаю грешить. Правда, не желаю.
Опять эти мелодичные переливы.
– Послушайте, – заклинал Том, – пойдемте со мной туда, где мы сможем спокойно посидеть и поговорить. Я пытаюсь помочь вам. Если вы только позволите…
– Нет. Помощь мне требовалась раньше, но священник отказал, помните? Дайте мне отпущение.
– Ни за что.
Незнакомец тяжело вздохнул.
– Прекрасно. На этот раз я изменю правило. Даю вам разрешение рассказать всем, кому сочтете нужным. Видите, насколько я уступчив?
– Мне вашего разрешения не требуется. Наша беседа останется между нами. Я не нарушу тайны исповеди.
– Что бы я тут ни наговорил?
– Что бы вы тут ни наговорили.
– Я требую, чтобы вы обратились в полицию.
– Можете требовать все что угодно, но я не обязан слушать. И не обмолвлюсь ни словом о том, что услышал здесь. Последовало минутное молчание.
– Подумать только, совестливый поп! – ухмыльнулся мужчина. – Редкая птица! Хм-м-м, вот так штука! Но не мучайтесь, отец, я опережаю вас шагов на десять. Да, сэр!
– О чем вы?
– Я занялся новым клиентом.
– То есть уже выбрали новую…
– И даже уведомил власти, – перебил безумец. – Скоро они получат мое письмо. Разумеется, это было еще до того, как я понял, что передо мной настоящий ханжа. Все же с моей стороны это крайне предусмотрительно, не так ли? Я послал им учтивую записку, в которой объяснил свои намерения. Правда, к сожалению, забыл подписаться.
– И вы назвали имя особы, которой собираетесь… причинить зло?
– Зло? Что за дурацкое обозначение убийства! Да, конечно, я ее назвал.
– Значит, еще одна женщина? Голос Тома прервался.
– Мои клиенты – исключительно женщины.
– В записке вы объяснили причины столь странного желания?
– Нет.
