Он безумными глазами смотрел в окно на противоположный забор, где красовалась афиша Мейерхольда, выделяясь самыми крупными буквами из других.
В написанном заново протоколе значилось;
«Произошел пандат двенадцати рабочих…»
Корнет савин
Более 30 лет имя корнета Савина не сходило со столбцов русских, европейских и даже американских газет, помещавших самые невероятные его авантюры.
То корнет Савин открывает новый Клондайк на несуществующем острове и ухитряется реализовать фальшивые акции, то является претендентом на болгарский престол и принимается султаном на Селямлике, то совершает ряд смелых побегов из европейских тюрем или выскакивает под Тамбовом из окна вагона скорого поезда на полном ходу… Одно невероятнее другого — и без конца, без конца… Знаменитые авантюристы прошлых веков — Казанова, Калиостро и другие, чьими мемуарами зачитывается до сих пор весь свет, перед корнетом Савиным, выражаясь словами Расплюева:
— Мальчишки и щенки!
Более 25 лет Савин состоял бессменным обитателем тюрьмы, время от времени прерывая свое сидение за решетками смелыми побегами, появляясь снова то в России, то за границей, чтобы блеснуть на газетных столбцах то в телеграммах, то в уголовной хронике своим именем.
Последний раз в Москве он был летом 1911 года, прибыв сюда ни более, ни менее, как из нарымской тундры, совершив побег через бесконечную сибирскую тайгу, несмотря на свои 56 лет.
Явился в Москву прилично одетым, с ручным багажом и прямо, по старой привычке, отправился в одну из лучших гостиниц, Лоскутную, где занял хороший номер, спросил книгу для приезжающих и преважно расчеркнулся:
— Граф де Тулуз-Лотрек из Нового Орлеана. А паспорта, расписавшись, не дал.
Входит управляющий, почтенный старик, занимающий место десятки лет.
— Пожалуйте, ваше сиятельство, паспорт. Ноне строго… Того и гляди за непрописку на 500 рублей оштрафуют.
— Во-первых, паспорт — это предрассудки, когда я сам налицо!
— Так-то оно так, а все-таки без паспорта никак не возможно.
— Да ты меня, Миша, не узнаешь, что ли? Управляющий вглядывается, старается припомнить.
— Лицо знакомое-с… Никак Николай Герасимович!..
— Ну, вот и узнал. А если надо уж непременно прописать паспорт, — вот тебе и паспорта! Выбирай любой и прописывай.
Савин вынул из саквояжа десяток подложных паспортов на всякие звания и выкинул на стол. Управляющий посмотрел и обезумел.
— Все фальшивые-с?
— Не беспокойся, пропишут… Вон их сколько прописанных…
В конце концов управляющий дал денег на расходы Савину и выпроводил его после дружеской беседы и воспоминаний доброго старого времени, когда Савин проживал в этой гостинице тысячи.
Я познакомился с Савиным в самом начале 80-х годов.
На Б. Дмитровке тогда существовал д. Муравьева, где прежде помещался лицей Каткова, «Салон де- Варьетэ», родоначальник «Омонов», «Максимов» и других «шато-кабаков», разросшихся в Москве с легкой руки Егора Кузнецова, много лет содержавшего «Салошку» и нажившего большой капитал.
Здесь шли разгульные ночи с хорами и оркестрами. Особенно переполнялись залы и кабинеты накануне праздников чуть не с 8 часов вечера, так как публике деваться было некуда — драматические спектакли тогда были под праздник запрещены, а «Салошка» торговала всю ночь напролет. Под праздник здесь было то, что называется «дым коромыслом». Были излюбленные гости из кутящего купечества, которые пропивали в вечер тысячи и дебоширили вплоть до устройства ванн из шампанского, в которых купали певиц в отдельных кабинетах.
Конечно, эти кутилы, расплатившись тысячами за такую ванну, выйдя из «Салошки», выторговывали у извозчика пятиалтынный и потом долгое время наверстывали расходы, расплачиваясь досрочными купонами и сериями, обрезанными за два года вперед.
Но в «Салошке» они не жалели бросать денег в пьяном угаре и щедро одаривали прислугу и распорядителей.
Некоторые дарили часы, перстни, деньги, а один, парчовый фабрикант с Никольской, так товаром отблагодарил ловкого распорядителя, которого звали, кажется, если не ошибаюсь за давностью времени, Алексей Васильевич. Это был небольшой, полненький человечек, чрезвычайно юркий, услужливый, знающий толк и в людях и в винах.
Вот через него-то я и познакомился с корнетом Савиным.
В один прекрасный вечер мы сидели в «Салошке» дружной компанией за веселым ужином. Некоторые из моих собеседников живы, а многих уже нет, в том числе и известного любимца Москвы актера Градова-Соколова.
Перед нами стоял Алексей Васильевич, метрдотель, которому мы заказывали ужин. На нем был надет под фраком необыкновенный жилет из золотой парчи, на который из нас никто не обратил внимания до тех пор, пока не остановился перед нашим столом красавец мужчина, одетый по последней моде, и не хлопнул распорядителя по животу.
— Это что надел, чудище? Что это за жилет?
— А, Николай Герасимович! Ты один? Если один, — садись с нами!.. Позволь познакомить.
И Градов-Соколов представил нам подошедшего:
— Мой приятель, помещик, Николай Герасимович Савин.
Сел — и снова к распорядителю:
— Что это за мода? Откуда такой жилет?
— В ту субботу подарил один наш постоянный гость, фабрикант. Целый год обещал все подарок сделать и в субботу приходит с дамами в кабинет, призывает меня, подает мне сверток и говорит:
— А вот тебе, Алеша, от меня самый дорогой подарок, лучше нет, — двести рублей стоит!
Развертываю, смотрю — парча.
— Как, для чего? — вскипятился.
— На покров, коли умрешь. Бери и кланяйся!
— Взял я парчу, принес домой, отрезал на жилет и заказал портному. Не правда ли, красиво?
— А знаешь, недурно! Вот я поеду в Париж и введу в моду парчовые жилеты! — сказал Савин.
Не знаю, удалось ли ему когда-нибудь ввести эту моду, но в этот вечер он положительно очаровал нашу компанию блестким остроумием и интересными рассказами о жизни. Иногда он поднимал руки кверху, обводил глазами стены и говорил:
— Alma mater! Это моя alma mater!!
— Это вы про что?
— Вот про эти самые стены! Это моя alma mater! Здесь я нашел свою судьбу!..
На все дальнейшие вопросы он не отвечал, переводил разговор на другое, и только спустя почти тридцать лет я узнал из рукописного дневника Савина, почему он называл стены «Салошки» alma mater. Здесь помещался Катковский лицей, где учился Савин!
Первая глава дневника его начинается с того, о чем он так упорно тогда молчал, не желая объяснить, почему он называл «Салон де-Варьетэ» своей alma mater: в ней описывается лицей Каткова, аристократическое учебное заведение с правом университета.
Наш ужин закончился к утру, но около полуночи Градов-Соколов ослабел настолько после шампанского, что Савин проводил его до дому, в его излюбленную Бучумовку, на углу Столешникова переулка, а затем вернулся к нам кончать продолжение ужина.
