И, узнав, что забрали Степана, Сам охотно явился в тюрьму. А на черном, высоком помосте Дьяк, с дрожащей бумагой в руках, Ожидает желанного гостя, На лице его злоба и страх, И дождался. На помост высокий Разин с Фролкой спокойно идет, Мирно колокол где-то далекий Православных молиться зовет; Тихо дальние тянутся звуки, А народ недвижимый стоит: Кровожадный, ждет Разина муки — Час молитвы для казни забыт… Подошли. Расковали Степана, Он кого-то глазами искал… Перед взором бойца-атамана, Словно лист, весь народ задрожал. Дьяк указ «про несказанны вины» Прочитал, взял бумагу в карман, И к Степану с секирою длинной Кат пришел… Не дрогнул атаман; А палач и жесток и ужасен, Ноздри вырваны, нет и ушей, Глаз один весь кровавый был красен, — По сложенью медведя сильней. Взял он за руку грозного ката И, промолвив, поник головой: — Перед смертью прими ты за брата, Поменяйся крестом ты со мной. На глазу палача одиноком Бриллиантик слезы заблистал, — Человек тот о прошлом далеком, Может быть, в этот миг вспоминал… Жил и он ведь, как добрые люди, Не была его домом тюрьма, А потом уж коснулося груди, Раскалённое жало клейма, А потом ему уши рубили, Рвали ноздри, ременным кнутом Чуть до смерти его не забили И заставили быть палачом. Омочив свои щеки слезами, Подал крест атаман ему свой — И враги поменялись крестами… — Братья! шепот стоял над толпой… Обнялися ужасные братья, Да, такой не бывало родни, А какие то были объятья — Задушили б медведя они! На восток горячо помолился Атаман, полный воли и сил, И народу кругом поклонился: — Православные, в чем согрубил, Все простите, виновен не мало, Кат за дело Степана казнит, Виноват я… В ответ прозвучало: — Мы прощаем и бог тя простит!.. Поклонился и к крашеной плахе Подошел своей смелой стопой, Расстегнул белый ворот рубахи, Лег… Накрыли Степана доской. — Что ж, руби! Злобно дьяк обратился, Али дело забыл свое кат? — Не могу бить родных — не рядился, Мне Степан по кресту теперь брат, Не могу! И секира упала, По помосту гремя и стуча. Тут народ подивился немало… Дьяк другого позвал палача. Новый кат топором размахнулся, И рука откатилася прочь. Дрогнул помост, народ ужаснулся… Хоть бы стон! Лишь глаза, словно ночь, Черным блеском кого-то искали Близ помоста и сзади вдали… Яркой радостью вдруг засверкали, Знать, желанные очи нашли! Но не вынес той казни Степана, Этих мук, эсаул его Фрол, Как упала рука атамана, Закричал он, испуган и зол… Вдруг глаза непрогляднее мрака Посмотрели на Фролку. Он стих. Крикнул Стенька: — Молчи ты, собака! И нога отлетела в тот миг. Все секира быстрее блистает, Нет ноги и другой нет руки, Голова по помосту мелькает, Тело Разина рубят в куски. Изрубили за ним эсаула, На кол головы их отнесли, А в толпе среди шума и гула Слышно — женщина плачет вдали. Вот ее-то своими глазами Атаман меж народа искал, Поцелуй огневыми очами Перед смертью он ей посылал.