Джайлс отправился за Марти и, войдя в дом, поднялся к старику наверх. Джон Саут сидел в кресле у кровати, обложенный со всех сторон подушками, и, не отрываясь, смотрел на высокий вяз за окном.
- А, сосед Уинтерборн, - встретил он Джайлса. - Если бы моя смерть была в убыток мне одному, я бы не роптал, - моей жизни какая теперь цена, - да за вас досадно. Вы еще человек молодой, у вас вся жизнь впереди. Подвел я вас, собрался помирать в пятьдесят пять лет, точно назло. Только я бы еще за себя постоял, знаю, что постоял, кабы не это вот дерево. Сведет оно меня в могилу. Как ветер подует, так жду беды, все думаю, сейчас рухнет и нас всех в лепешку. И это в вашем-то доме! Ну, как оно меня вправду убьет - что вы тогда скажете?
- Вы обо мне не тревожьтесь. О себе лучше подумайте, - успокоил его Джайлс.
Он посмотрел на вяз, с которого не сводил взгляда старый лесоруб. Огромное дерево - Джайлс знал его с детства - отстояло на две трети своей высоты от жилища Саутов. В ненастную погоду под порывами ветра оно гнулось и скрипело, как в эту минуту, и это обычное явление породило в старике ставшую неотвязной мысль о том, что вяз каждое мгновение может рухнуть и задавить его насмерть. Не внимая никаким уговорам, он целыми днями просиживал у окна, устремив беспокойный взгляд на дерево и вслушиваясь в унылые грегорианские хоралы, которые исторгал из него ветер. Не телесный недуг, а именно этот страх с несомненностью для окружающих подтачивал здоровье Джона Саута.
Под ветром раскачивалась вершина старого вяза, и послушно раскачивалась за ней голова старика.
- Я еще мальчишкой был, подумывал, а не срубить ли мне его - хорошая выйдет жердь для бельевой веревки; и когда постарше стал, все собирался его срубить, да так и не собрался. Вот и стоит оно, разрослось. Это мой враг, смерть моя. Мог я тогда мальчишкой подумать, что этакое деревце вон как вымахает и меня в могилу сведет?
- Да не тревожьтесь, ничего такого не случится, - наперебой утешали его Марти с Уинтерборном, думая про себя, что дерево в самом деле сведет его в могилу, хоть и не так, как ему это представляется.
- Вот что можно сделать, - вдруг сообразил Уинтерборн. - Я сегодня же обобью нижние сучья, тогда оно не будет так скрипеть под ветром.
- Она не позволит, - прошептал Саут, - эта чужая женщина... Что ей до наших забот, она не разрешит.
- О ком вы, о миссис Чармонд? Да она, поверьте мне, знать не знает об этом дереве. К тому же я не собираюсь рубить ее собственность, я только обобью нижние ветви. Тут не о чем беспокоиться.
Днем Уинтерборн, как обещал, зашел к Саутам, достал из хозяйского сарая топор, с помощью лестницы взобрался на вяз и стал рубить, или, по местному выражению, 'обивать', нижние ветви. Под ударами топора они сотрясались, потом обламывались и с треском валились вниз, на живую изгородь. Обрубив нижний ярус, Джайлс поднялся чуть выше по перекладинам лестницы и приступил к следующему. Дойдя до верхней перекладины, он вскарабкался по сучьям еще выше, обрубая их за собой и оставляя внизу оголенный ствол.
Могучие ветви вяза поддавались медленно. День постепенно клонился к вечеру, часам к четырем опустился туман. По временам, отрываясь от работы, Джайлс заглядывал в верхнее окно дома, откуда в слабом отсвете камина на него не мигая смотрел старик, крепко зажавший ладонями ручки кресла.
Странная мысль, неожиданно посетившая Джайлса, заставила его на мгновение прервать работу. Он самовольно распоряжался собственностью лица, которому окончание срока аренды только на руку. Имеет ли он право, зная это, продолжать работу? Но, с другой стороны, он старается не из корысти, а для того, чтобы спасти жизнь другому человеку. Разве это не служит оправданием его самоуправства?
Обдумывая, как ему быть, он случайно взглянул вниз и увидел, что в его сторону движется неясная в тумане фигура. Грейс, догадался он. Должно быть, она вышла прогуляться до наступления темноты, воспользовавшись часом затишья. Приготовившись окликнуть ее, он ждал, пока она подойдет ближе.
Грейс тоже заметила его издалека, но, помня о наказе отца, решила дать ему понять, что не одобряет его ухаживаний. Ее детская привязанность к Джайлсу с возвращением домой не превратилась в страстное чувство, которое одно могло бы ее подвигнуть на бунт против отца. Решив, что Грейс его не видит, Уинтерборн первый окликнул ее:
- Мисс Мелбери!
Грейс подняла голову. Снизу она хорошо видела Джайлса, различая не только выражение его глаз, но даже блестящие, отшлифованные ходьбой гвоздики на башмаках. Однако она не отозвалась и, опустив голову, молча прошла мимо.
Уинтерборн нахмурился. Недоумевая, что бы могло значить такое поведение, он пожал плечами и снова взялся за топор. Грейс, успев отойти всего на несколько шагов, остановилась у калитки и, прислонившись к ней, с тоской прошептала:
- Что же мне теперь делать?
Туман быстро сгущался, и Грейс ничего не оставалось, как повернуть назад и снова пройти под злополучным вязом. Уинтерборн, заметив ее приближение, решил не отступать.
- Грейс, выслушайте меня! - позвал он.
Она снова не ответила и, покачав головой, прошла мимо, но, зайдя за изгородь, остановилась и оглянулась.
Она никому не хотела причинять зла, но если дело идет к тому, чтобы рвать отношения, то лучше сделать это сразу, не оттягивая, размышляла она. Словно угадав, о чем она думает, Джайлс отвернулся и стал с силой рубить сук, за ним другой, карабкаясь по стволу все выше, как будто желая совсем оторваться от земли. Забравшись достаточно высоко, он продолжал работу в непроглядном тумане; снизу Джайлс казался темным пятном на светло-сером фоне неба; только стук топора и треск обрушивавшихся ветвей выдавали его присутствие.
Нет, это был неверный поступок, лучше всего вести себя просто и искренне. И Грейс Мелбери в который раз направилась к вязу; не замеченная Джайлсом, она долго стояла, глядя на него снизу вверх и откладывая тягостную минуту, когда ей придется положить конец его надеждам.
- Джайлс... Мистер Уинтерборн, - выговорила она наконец.
Голос ее потерялся в тумане, и Джайлс ее не услышал.
- Мистер Уинтерборн! - крикнула она; на этот раз он остановил работу и перегнулся вниз.
- Мое молчание не случайно, - проговорила она дрожащим голосом. - Отец сказал, что лучше нам больше об этом не думать... о том, что мы помолвлены... что он обещал... словом, вы понимаете. Я думаю, что он прав. Но, Джайлс, мы останемся друзьями, вы знаете, мы ведь почти родственники.
- Ну что же, - ответил он, словно нисколько не удивившись; голос его звучал слабо и доносился как будто издалека. - Мне нечего вам возразить... Я бы хотел обдумать то, что вы мне сказали.
Волнуясь, она продолжала:
- Если бы дело было во мне одной, я бы за вас вышла... наверно... со временем. Но, я думаю, отец прав, это было бы неразумно.
Вместо ответа он откинулся назад, прислонившись спиной к стволу и опершись локтем на развилину сука, опустил голову на руку. Грейс стояла внизу и смотрела на него до тех пор, пока туман и темнота не скрыли его из виду.
Грейс вздохнула и, почувствовав, что горло ее сжалось, быстро зашагала прочь. Сердце ее разрывалось на части, глаза застилали слезы. Неизвестно, что сталось бы с дочерним послушанием Грейс, которое она только что выказала с такой решимостью, если бы Джайлс нагнал ее в эту минуту, вместо того чтобы хранить трагическую неподвижность. Если женщины говорят правду, что им никогда так не хочется навеки связать свою судьбу с мужчиной, как через пять минут после решительного 'нет', то не исключена возможность, что, прояви Уинтерборн большую настойчивость, все могло бы повернуться иначе. Но он предпочел безмолвно застыть в окутавшей его пелене тумана, и Грейс ничего другого не оставалось, как повернуться и уйти прочь.
Местность, казалось, опустела. Свет из окна Саутов, едва пробиваясь сквозь туман, не достигал вяза. Минуло еще четверть часа, и вокруг воцарилась кромешная тьма. Джайлс не двигался.
Но вот дерево затрепетало, издав подобие вздоха. Джайлс очнулся и почти бесшумно соскользнул по стволу вниз. Он уже обдумал, как ему поступить, и, положив на место лестницу и топор, отправился прямо
