действительности, и выдать ее замуж за Уинтерборна, как он раньше и хотел; но менее всего Мелбери ожидал, что Грейс страдает из-за того, что ее воспитали как благородную даму, - скольких денег и какого труда стоило ему это воспитание!
- Ну что же, - уныло проговорил он. - Не хочешь идти к миссис Чармонд не ходи. Я не собираюсь принуждать тебя.
Мелбери не мог ума приложить, как отвратить беду от дочери. Целыми днями сидел он у очага, погруженный в невеселые думы, рядом с ним на камине стоял кувшин сидра с рогом, надетым на горлышко. Всю неделю сочинял он послание главному обидчику, несколько раз переделывал, а потом вдруг скомкал его и бросил.
ГЛАВА XXXI
Февраль сменился мартом, и дровосеки стали возвращаться домой засветло. Весной по Большому и Малому Хинтоку поползли слухи о неурядицах в доме Мелбери.
Слухи основывались на догадках, ибо никто не знал истинного положения дел. Факты не утоляли любопытства; они намекали на существование определенных отношений между местным доктором и его высокородной пациенткой и одновременно затемняли их, и это вызывало всеобщие толки и пересуды. Вряд ли кто ожидал, что хинтокцы поведут себя, как добрые горожане из Ковентри [30], и будут мирно заниматься своими садами и рубкой леса в разгар столь захватывающих событий.
Как ни странно, слухи почти ничего не преувеличивали. Семье Грейс действительно угрожала беда, древняя, как мир, поразившая не одну семью; беда, которая исторгла плач Ариадны, явилась причиной ослушания Васти и гибели Эми Дадли[31]. Действительно, были встречи, случайные и умышленные, тайная переписка, внезапные угрызения совести с одной стороны, дурные предчувствия с другой. Таким бурным было душевное состояние этой заблудшей пары, что оно заглушало доводы здравого смысла. Решив следовать одним путем, они тут же сбивались на другой; гордая неприступность вдруг сменялась постыдным падением; ни один отчаянный шаг не был сделан намеренно и с расчетом; все совершалось вопреки рассудку.
Этого Мелбери ожидал и боялся, не ожидал он другого: что дело так скоро получит огласку. Что теперь предпринять? Самому идти к миссис Чармонд, раз уж Грейс так непреклонна? Он вспомнил про Уинтерборна и решил поговорить с ним, чувствуя настоятельную потребность посоветоваться с другом. Он совсем утратил веру в собственную рассудительность, на которую столько лет твердо полагался; теперь же его способность здраво рассуждать, как неверный друг, сбросивший маску, предстала перед ним ханжой и лгуньей. Он боялся даже высказать предположение о погоде, о том, какой теперь час, или о видах на урожай - так сильно он не доверял себе.
Одним промозглым весенним днем отправился он на поиски Джайлса. Лес точно покрылся холодной испариной, на каждом голом сучке и веточке висела прозрачная капля; низко стелилось тусклое, бесцветное небо; деревья расступались перед Мелбери, как серые бесплотные призраки, чья земная жизнь давно окончена. Мелбери последнее время редко видел Уинтерборна, однако знал, что тот живет в одинокой хижине за границей именья миссис Чармонд, но в пределах лесного края. Тощие ноги лесоторговца меряли сырую блеклую землю; взгляд скользил по мертвым прошлогодним листьям; и с уст время от времени срывалось односложное: 'Да!' - в ответ на горькие размышления.
Вдруг внимание его привлек тонкий сизый дымок, вьющийся в кустах, вскоре стали слышны голоса и стук топоров; повернув на дымок, Мелбери чуть не столкнулся с Уинтерборном.
Мало кто знал, что Джайлс был сильно болен этой зимой; сейчас же после долгих месяцев недомогания и вынужденного досуга он, волей случая, стал одним из самых занятых людей в округе. Часто бывает, что, потеряв из виду друга, с которым стряслась беда, мы думаем найти его несчастным и чуть ли не голодающим, а находим вполне преуспевающего человека. Уинтерборн менее всего помышлял о выгодном деле, когда ему вдруг предложили большой заказ на поделку плетней. Он купил участок орешника и теперь трудился не покладая рук.
Не зря, видно, в этих краях орешник называют 'коричником' - в разрывах тумана проглядывал чистейший светло-коричневый тон. Уинтерборн, нагнувшись, переплетал длинными прутьями вбитые в землю колья. Рядом, как алтарь Каина, возвышалась кладь уже готовых плетней, ощерившаяся во все стороны остроконечными кольями. Неподалеку работали нанятые Уинтерборном поденщики. Срубленный кустарник правильными рядами лежал на земле; в двух шагах от вырубки виднелся навес; под навесом неярко горел костер, дым которого и привлек Мелбери. Воздух был такой влажный, что дым стелился понизу, тяжело уползая в кусты.
Понаблюдав немного за работой, Мелбери подошел ближе и коротко спросил Уинтерборна, чем он занят; в голосе его прозвучало откровенное изумление, как это Джайлс так быстро оправился после разрыва с Грейс и даже затеял такое большое дело. Мелбери был видимо взволнован: он давно не встречал Уинтерборна. Замужество Грейс положило конец их старой дружбе.
Уинтерборн так же коротко ответил, продолжая работу и не поднимая глаз на Мелбери.
- Ты, наверное, к апрелю уже все кончишь? - спросил Мелбери.
- Да, пожалуй, - ответил Уинтерборн, ударом топорика расколов последнее слово надвое.
Опять помолчали. Мелбери невесело смотрел за тем, как ловко ходит топор в руках Уинтерборна; отлетавшие щепки то и дело ударяли гостя то по ногам, то по жилету, но он, казалось, ничего не замечал.
- Да, Джайлс, ты должен был быть мои зятем и компаньоном, - начал наконец старик. - Куда как было бы лучше и для нее, и для меня.
Уинтерборн понял, что его старого друга что-то гнетет, и, отшвырнув в сторону прут, который уже начал вплетать, с поспешностью спросил, здорова ли Грейс.
- Здорова-то здорова, - ответил Мелбери и опять замолчал. А потом вдруг повернулся и зашагал прочь, не имея сил продолжить разговор.
Уинтерборн велел одному из дровосеков прибрать на ночь инструменты и пошел вслед за Мелбери.
- Мне не позволительно быть слишком любопытным, - сказал он, - особенно с тех пор, как наши отношения изменились. - Но, надеюсь, в вашем семействе все обстоит благополучно?
- Нет, - ответил Мелбери. - Нет!
Он остановился и ударил ладонью гладкий ствол молоденького ясеня.
- Если бы вместо этого ясеня была его щека! - воскликнул Мелбери. Слишком уж я был добр к нему!
- Вот оно что, - сказал Уинтерборн. - Подождите, Мелбери. У меня в золе греется эль. Посидим, попьем эля и поговорим обо всем.
С этими словами Уинтерборн взял старика за руку, - тот послушно остановился, - и повел его к огню под навес.
Дровосеки ушли. Джайлс вынул из золы кружку эля, и оба по очереди отпили.
- Джайлс, она должна была быть твоя, - повторил Мелбери. - Я сейчас объясню тебе почему. Объясню впервые.
И Мелбери, точно исповедь приносила ему облегчение, стал рассказывать Уинтерборну о том, как он отбил у его отца невесту, совершив поступок, который в любом другом случае считался бы жестоким и бесчестным, - он солгал. Всю жизнь мучался Мелбери сознанием вины перед Уинтерборном-отцом и решил искупить ее, отдав свою дочь Грейс замуж за Уинтерборна-сына. Но дьявол в образе Фитцпирса попутал его, и он нарушил данную себе клятву.
- Я был высокого мнения об этом человеке! Кто бы мог подумать, что он окажется таким ничтожным и слабым. Она должна была принадлежать тебе. И вот наказание.
Мелбери, поглощенный собственной кровной заботой, с бессознательной жестокостью терзал едва зажившую рану Уинтерборна, который сохранял полное самообладание, слушая старого друга, и даже
