- Как же это могло быть?
Грейс могла бы умолчать о летней дружбе с Уинтерборном; но ее природное прямодушие взяло верх.
- Очень просто. Я тогда думала, что закон может сделать меня свободной. Я хотела стать женой Джайлса и подала ему надежду.
Фитцпирс сморщился, как от боли; но искренность, как известно, всегда похвальна. И он не переставал восхищаться своей Грейс, чувствуя, однако, что рассказ поразил его в самое сердце. Значит, она пыталась навсегда порвать с ним, хотела, чтобы его место занял другой. А ведь было время, когда подобное известие он принял бы чуть не с радостью. Но теперь любовь его к Грейс была столь велика, что ему нестерпимо было слушать подобные речи, хотя он и знал, что объект ее благоговейного чувства давно уже покинул эту юдоль скорби.
- Жестоко так говорить! - сказал он с горькой усмешкой. - О Грейс, я вижу теперь, что я никогда не знал тебя! Неужели ты пыталась разорвать узы, связующие нас! Но скажи, - впрочем, думаю, можно и не спрашивать, - неужели нет никакой надежды, что в твоем сердце снова затеплится хотя бы искорка любви ко мне?
- Если бы это зависело от меня, то я бы, так и быть, сделала тебе такое одолжение... но боюсь, это от меня не зависит, - ответила Грейс несколько печальным тоном, что было, по меньшей мере, нелогично. - Кроме того, я не понимаю, почему ты так вдруг расстроился? Что тут такого, если у меня в жизни будет, кроме тебя, еще один возлюбленный? Ты-то любил вон сколько женщин!
- Но зато сейчас я могу, положа руку на сердце, сказать, что люблю тебя больше их всех, вместе взятых. Чего ты сказать не можешь.
- Мне очень жаль, но, боюсь, действительно не могу, - вздохнула Грейс.
- А сможешь ли когда-нибудь, Грейс? Вот что для меня сейчас самое важное. - Он внимательно посмотрел ей в лицо, уже смутно белеющее в сумерках, точно читал в нем приговор себе. - Ну, сжалься надо мной, скажи хоть, что постараешься.
- Снова полюбить тебя?
- Да, если сможешь.
- Я не знаю, что ответить тебе, - растерянно проговорила Грейс. И она в самом деле не знала. - А ты обещаешь мне, что не будешь требовать, чтобы я виделась с тобой?
- Обещаю. Впрочем, я ведь тебе уже обещал. Или я в чем-нибудь невольно провинился перед тобой и ты усомнилась в моих добрых намерениях?
Грейс должна была признать, что Фитцпирс ни в чем перед ней не провинился.
- Тогда я думаю, что сердцу твоему пора вернуться домой. Слишком уж оно загостилось в подземном царстве, - печально пошутил Фитцпирс.
Грейс едва заметно покачала головой.
- Я постараюсь думать о тебе чаще, - тихо произнесла она. - Если смогу.
Фитцпирс вынужден был пока довольствоваться этим.
- Когда мы опять встретимся? - спросил он.
- Как было условлено, через две недели.
- Ладно, пусть через две.
- По крайней мере, на этот раз. А как будет впредь, скажу тебе, когда встретимся.
- Хорошо, хорошо. Но я все-таки буду приходить сюда чаще, чтобы взглянуть на твое окно.
- Это уж как хочешь. До свидания.
- Прибавь 'мой Эдрид'.
Грейс, казалось, была готова выговорить эти слова, но передумала и, воскликнув: 'Нет, нет, не могу', - скользнула в кусты живой изгороди и исчезла из вида.
Фитцпирс не преувеличивал, когда говорил, что усадьба Мелбери как магнит притягивает его. Но заставить Грейс капитулировать ему все не удавалось; они по-прежнему встречались через две недели, - так того требовала Грейс,хотя в назначенный срок она появлялась неукоснительно. Весна давно уже трудилась в лесу и садах, а встречи Фитцпирса с Грейс, хотя число их увеличилось, почти ничем не отличались от первого свидания.
Усадьба Тенгсов - небольшой сад с домом, в котором жили отец с сыном и его молодая жена, - примыкала сбоку к усадьбе лесоторговца; окончив работу у Мелбери, Тим в сумерки часто уходил в небольшую беседку в дальнем углу сада, где любил выкурить вечернюю трубку; и он не раз видел на тропе за живой изгородью Фитцпирса, который шел обычно не спеша, задумавшись, время от времени бросая пристальные взгляды в сторону сада, мимо которого проходил; ибо Фитцпирс вовсе не торопился покинуть место, ставшее для него таким притягательным, и все ходил и ходил туда и обратно, надеясь увидать ту, которую так страстно мечтал прижать к груди.
Мало-помалу Тим стал задумываться над этими частыми появлениями Фитцпирса в вечерний час на задах его усадьбы. Он, в простоте душевной, не мог представить себе, что сердце Фитцпирса вновь загорелось любовью к Грейс: та утонченность чувств, которая видит глубочайшее, почти эстетическое наслаждение в страстном поклонении женщине, когда-то брошенной, была для молодого дровосека чистым абсурдом. Мистер Фитцпирс и его жена давно расстались, и, конечно, никакой любви между ними быть не могло. Другое дело его Сьюк. После той памятной встречи в день свадьбы, уступив его настойчивости, она с раскаянием призналась ему в своих прошлых грехах. Теперь же, сопоставив это признание с необъяснимым появлением Фитцпирса в Хинтоке, Тим пришел к выводу, что Фитцпирс приезжает сюда не иначе как для свиданий со Сьюк, перебравшейся под крышу супруга. Тим утешал себя только тем, что пароход, который увезет их в Новую Зеландию, отплывает через месяц; и уж тогда Сьюк никогда в жизни больше не увидит Фитцпирса.
Месяц прошел быстро, наступил наконец и последний вечер. Тим вместе со Сьюк, после целого дня сборов и приготовлений, отдыхали в комнатке, отведенной отцом Тима для молодых. В углу громоздились упакованные и перевязанные веревками ящики, - самый большой, которому надлежало ехать в трюме, был отправлен несколько дней назад. Сьюк стояла возле камина и смотрела на огонь, освещавший ее красивое лицо и фигуру; Тим сидел в углу, последний раз созерцая стены отцовского дома, по которым, как и по его лицу, прыгали сейчас отсветы каминного огня.
Тим Тенгс чувствовал себя очень несчастным. Предстоящее путешествие отрывало его от отца: старик Тенгс ни под каким видом не соглашался покинуть Хинток; и если бы не забота о репутации Сьюк и его собственном честном имени, он бы сейчас, в последнюю минуту, все распаковал и никуда не поехал. Тим заметил, что жена его в этот вечер чем-то возбуждена, не находит себе места и настроение у нее невеселое.
- Тебе не хочется уезжать, Сьюк? - спросил он жену.
Сьюк невольно вздохнула.
- Не знаю, наверное, не хочется, - ответила она. - Всегда так бывает, когда расстаешься насовсем.
- Но ты-то ведь не родилась в Хинтоке, как я.
- Ну и что же!
- А по-моему, ты не хочешь ехать, потому что здесь остается один человек.
- Кто это тебе сказал?
- Я сам все вижу. У меня есть глаза и есть уши. Слушай, Сьюк, я очень рад, что увожу тебя отсюда. В чужих краях мне все равно, чьими объедками питаться. А вот дома - другое дело.
От этих слов Тима лицо Сьюк не изменило своего безразличного, угрюмого выражения. Она ничего не ответила ему, и он скоро ушел в дальний угол сада выкурить привычную трубку.
Сьюк действительно пребывала в расстройстве. И причиной этого был именно тот джентльмен, на которого намекал Тим. Но надо отдать Сьюк справедливость: на этот раз ее мысли о Фитцпирсе были совсем особого, гораздо более невинного свойства, чем подозревал Тим, памятуя ее прежнее легкомыслие. Сьюк случайно обнаружила, что Фитцпирс возымел привычку раза два в неделю появляться в Хинтоке, и сегодня как раз был такой вечер, когда он мог наверняка появиться. Поскольку на следующий день она навсегда покидала эти края, то она решила, что никому не будет большого вреда, если, повинуясь голосу сердца, она украдкой, неведомо ни для кого, взглянет на Фитцпирса последний раз и мысленно простится с ним навеки.
