— Да-да, понимаю. — От напряжения демон даже высунул огромный зеленый язык. Минуту спустя Гакс забормотал себе под нос:
Тут Гакс сделал паузу и радостно улыбнулся:
— Да! Так действительно гораздо лучше. — И окрепшим уверенным голосом он провозгласил:
И демон тут же начал чихать.
— Как прекрасно рифмует! Талант! — сказал Бракс, глядя, как его собрат катается по земле.
— Ну вот, — заключила Нори, — ты выдержал второе испытание, причем безо всякой магии.
— Так не пойдет! — вопила Матушка Гусыня из своего укрытия. — В чем же я просчиталась?
— Ваш просчет в том, что вы не используете говорящих волков… — начал было Джеффри.
— Я знаю, что это, — прервала его волшебница. — Меня предупреждали. Это называется Усталость Сказки. Нам, сказочникам, известен этот синдром. — Она вздохнула. — Не думала, что меня подобное тоже коснется. Мне казалось, я выше этого… Пока не появились эти люди!
— Было бы гораздо лучше, если бы вы… — опять завел волынку Джеффри.
— Еще одно слово, — взвилась Матушка Гусыня, — и ты — буханка ржаного хлеба! — Потом она крикнула нам: — Напоминаю: эта сказка — о Принце. Любой, кто вмешается в третье испытание, будет иметь дело со мной!
И нас снова окутал дым.
— Нори! — сказал я возлюбленной. — Встань за моей спиной. На этот раз я должен сам…
— Вунтвор… — Она хотела возразить, но передумала. Она знала, что я прав. Злить Матушку Гусыню было не в наших интересах.
Из-за дымовой завесы донесся монотонный гул. Еще до того, как дым рассеялся, я понял, что это дракон.
— Простите, у меня вопрос, — пискнул Катберт, которого я все еще держал в руке. — Если вы все равно собирались выдержать это испытание в одиночку, не пора ли вложить меня в ножны?
— Пожалуй, ты прав, — ответил я. На этот раз в мои планы вовсе не входило кровопролитие.
— Вот как? Я прав? Значит, я вам сегодня больше не ну… — Радостные возгласы заколдованного меча смолкли, так как я вложил его в ножны.
Передо мной стоял огнедышащий дракон величиной с замок или с гору средних размеров. Он явно был не в себе, а во власти Матушки Гусыни. Дракон набрал побольше воздуха, готовясь изрыгнуть на меня пламя. Сейчас или никогда!
— Эй! — крикнул я. — Представление начинается!
Дракон задержал дыхание. Теперь все решали быстрота и натиск. И я запел:
Хьюберт выдохнул, но не пламя, а дым. Он потряс головой, пытаясь стряхнуть с себя чары Матушки Гусыни. Тогда я перешел к следующему куплету:
Пока я пел, хвост Хьюберта непроизвольно отбивал такт. Теперь он мой! Но я решил закрепить успех:
Хьюберт весь подергивался и извивался в такт песне.
— Давай, Хьюберт! — подбодрил его я.
И Хьюберт сплясал, радостно скача туда-сюда по поляне, под аккомпанемент моей незатейливой песенки из трех куплетов, которые я охотно пропел для него снова. Как я и предполагал, страсть к театру была у дракона в крови. Тут Матушка Гусыня оказалась бессильна.
— Нет, нет, нет, — запричитала старуха и, не усидев в своем укрытии, выскочила на поляну. — Ладно, на сегодня хватит! Теперь надо придумать подходящий конец.
— Ох ты! — раздался голос с высоты.
— Ричард! — Матушка Гусыня взглянула вверх. — Тебя только за смертью посылать! И потом, ты что, не видишь, что мы заняты?
Но великан гнул свое:
— Поглядите-ка, что я нашел! — И он протянул хозяйке башмак.
— Вот как! — Гнев Матушки Гусыни сразу улетучился. — Славный мой великан! Ну-ка, Ричард, что там внутри?
Великан засунул внутрь башмака свой огромный указательный палец и старательно все исследовал.
— В основном кожа, — ответил он наконец.
— Сама знаю, что кожа! — взорвалась Матушка Гусыня. — Там должно быть еще что-нибудь. Что?
— А-а! — сообразил Ричард, перевернул башмак и потряс им, после чего виновато посмотрел на Матушку Гусыню и сказал: — Больше ничего.
Как это ничего? А куда же делся учитель?
— Ничего? — растерянно спросила волшебница. — Не может быть!
И тут земля задрожала.
— Не может быть! — воскликнула Матушка Гусыня, и на сей раз в голосе ее звучала не растерянность, а ярость.
Но оказалось, что может быть. Все сходилось: дикие сотрясения, облако пыли, трещины на
