Куница.
— Ну-ка, ну-ка… Поведай, что еще с тобой приключилось?
— Если все и в самом деле происходило, а не приснилось, то этой ночью к нам в дом оборотень приходил. Бабушку спрашивал.
— Оборотень?
— Да, волкодлак… — подтвердил Тарас. — И что более всего удивительно — святой инквизицией угрожал. Мол, не прячьтесь — все равно найдем.
— Вона, как… — насупился отец Василий. — Похоже, Лойола уже и оборотней не гнушается к себе на службу зазывать. Истинно, кровавый Игнациус не знает удержу в своем бесноватом 'Аd majorem gloriam Dei…'. Тогда, тебе и в самом деле нельзя мешкать, сын мой… Проклятая уния… Раньше этим папским псам нечего было делать на православных землях, а теперь — что ни день, то большую силу забирают. К счастью — здесь все-таки Русь, хоть и отошедшая к короне, а не латинская епархия, и днем они не посмеют тебя схватить, но, к ночи — чтоб и духом твоим в деревни не пахло!
— Если вы мне поможете, батюшка, я быстрее управлюсь.
— Говори… — без раздумий согласился священник. — Все, что в моих силах — обязательно исполню.
— Сходите к Пасюкам. Пусть бочку во дворе водой наполнят… А еще лучше — две.
— Хорошо, скажу, — понятливо кивнул отец Василий. — Это все, или еще что видел?
— Очень далеко в будущее, я еще не научился заглядывать, — ответил Тарас. — А, в ближайшую неделю, ничего особенного в Михайловке не случится. Какая-то заваруха мнится, но пострадавших не будет. Отчетливо вижу свадьбу и похорон… Но, тут наше вмешательство без надобности. Свадьба — по обоюдному согласию… Хрущи давно уже сватов ожидают, ведь у Маринки вот-вот талия полнеть начнет… А похорон — от старости.
— Добро, коли так. Вот и ты времени зря не теряй, пока тихо. Куда сейчас пойдешь?
— К Ицхаку.
— Неужто, прежде чем с деревни уйти, к Ривке посвататься решил?
— Вообще-то, я по другой надобности. А если б и свататься, так что с того? — вскинулся парень.
— Нет, нет, ничего особенного, — успокоил Тараса отец Василий. — Ребекка справная девица, и хорошей тебе женой будет. Тем более, в деревне все знают — давно это промеж вас. А что еврейка, так не беда — выкрестим. Были бы любовь да согласие, остальное приложится.
— Я только сомневаюсь: стоит ли сейчас? Сам-то, схоронюсь как-нибудь, уйду от погони. А с девушкой — что будет? Ведь инквизиторы и ее в покое не оставят, если меня искать начнут?
— Вообще-то это ты у нас ведун, а не я, — усмехнулся священник. — Но, думаю, такие вопросы сообща решать надо. Уехать, не простившись, оставив девушку и ее родителей в неведении — гораздо хуже. Как им понять, что с тобой случилось? То ли разлюбил добрый молодец и бросил краснеть свою девицу, то ли — какая другая блажь на него нашла? — отец Василий подмигнул Тарасу, давая понять, что шутит. — Ждать и надеяться, или поскорее забыть подлеца? То-то… А что до слуг инквизиции — найдем управу. Чай, среди людей живем, а не в Диком Поле. Иди к Ребекке, если всерьез решил, и благослови вас Господь Бог, чада мои…
Все ж время непонятное и странное явление: то ползет мало-помалу, словно виноградная улитка, так что истомишься ждать, а то — мчится, как угорелое. Вроде бы Куница и не задерживался нигде больше, а когда подошел к дому шинкаря — солнце уже прямо в макушку припекало.
Нарочно поджидала Ребекка Тараса или само собой так получилось, но встретила она парня у калитки. И сразу же затарахтела, как нельзя лучше походя на собственного отца:
— Где тебя черти носят, пан Куница? Я вся уже извелась и ничегошеньки не понимаю! Может, хоть ты мне, господин казак, объяснишь: что вчера случилось? А то из моего отца и слова не добудешь. Странный он какой-то стал. То хмуриться, как среда на пятницу, то — улыбается, как дурень сыру. И все молчком… Все молчком! Будто онемел, право слово. Раньше, бывало, не заткнешь, а теперь — каждое слово клещами вытягивать приходится…
— Ну, если ты и с ним так же разговариваешь, как сейчас со мной, — улыбнулся Тарас, приобнимая девушку за плечи, — то ничего удивительного в том, что он не успевает тебе ответить.
Ребекка притворно изобразила попытку освободиться, после чего оказалась еще крепче прижатой к груди юноши. И Тарас, поддавшись порыву, крепко поцеловал девушку в губы.
— Кхе-кхе… — негромко кашлянули рядом.
Похоже, на жидовском подворье, сегодня не только Ребекка поджидала прихода Куницы.
— А чего это вы, как не родные, в калитке застряли? Поверьте на слово старому еврею, господин казак: что даже, если собираешься что-то унести из чужого дома, то все равно — прежде в него войти надо.
— И вам доброго здоровья, дядька Ицхак, — чуть конфузливо поздоровался парень. — Я тут рядом проходил…
— С вами, пан Куница, никакого здоровья не напасешься… — притворно сердито проворчал корчмарь. — И отпустите же, наконец, девочку! Она, смею заметить, пока все еще моя, а не ваша…
Тарас, удерживая зардевшуюся Ребекку за руку, шагнул во двор.
— Ицхак Мордехаевич… Прошу вас, поверьте, больше всего сейчас я хотел бы просить вашего благословения, но обстоятельства таковы, что мне придется бежать из Михайловки.
— Гм… Бегать тоже по-разному можно, — задумчиво пробормотал корчмарь. — Ведь одно дело, к примеру, удирать от кредитора, а совсем иное — пытаться настигнуть необязательного должника. Хотя — и одно, и другое деяние вполне достойны уважения. Потому как, во втором случае человек пытается приумножить свое имущество, а в первом — хотя бы сохранить его… Вы, пан Куница, осмелюсь спросить: по какой, из перечисленных мною надобностей, в бега собрались?
— А что, иных причин, по-вашему, не может быть?
— Кто его знает, — пожал плечами Ицхак. — Может и есть, но лично мне таковые не известны. Вот вас, господин казак — какая нужда из дому гонит?
— Самому бы понять… — вздохнул Тарас. — Но все вокруг — и враги, и друзья почему-то об этом упорно помалкивают. При этом настойчиво выпроваживают меня из села. Да вы, дядька Ицхак, давеча, и сами, кое-что видеть могли. Так ведь? Вот я и не хочу вас с Ривкой, неведомой опасности подвергать.
— Ой, я вас умоляю, господин казак! — всплеснул руками корчмарь. — Мы в постоянном страхе и опасности, с того самого дня, когда бездушные фараоны изгнали честных иудеев из Египта. И ничего — живем. Так что переменой места нас не удивишь… Сегодня — берега Нила, завтра — Арамейская пустыня…
— Ну, тогда благословляйте, — улыбнулся Тарас, будто в шутку, крепче обнимая Ребекку.
— Ага, сейчас, все брошу и благословлю. Ишь, какой прыткий… — попятился к дому Ицхак. — Я ему — острижено, а он мне — выбрито… — и заметив, как насупилась дочь, поспешно прибавил. — Нет, нет, дети! Вы только ничего худого не подумайте! Вообще-то я, конечно, только рад за вас и согласен на свадьбу, но… Мне всегда казалось, что казацкое слово даже крепче купеческого. Верно? Так зачем же воду в ступе толочь? Мы с вами как договаривались, пан Куница?
— А как? — заинтересовалась и Ребекка, впервые узнавшая о том, что промеж отцом и ее возлюбленным существует какой-то уговор.
— Господин казак должен сперва сыскать кое-что, от чужих глаз спрятанное, а уже потом — приходить свататься. Вот как… — серьезно ответил корчмарь. — Тогда и будет вам обоим мое самое искреннее отцовское благословение.
— Ах, вот вы о чем, — кивнул парень. — Да, я и сам не против. Тем более — коня мне купить надо и прочих припасов…
— Ну, так кого ждешь? Оправляйся на поиски…
— Боязно… Вот вы мне, давеча, о сундучке с самоцветными каменьями толковали, а вдруг — в наших местах ничего ценного не спрятано? Как тогда быть? Цветок ведь только раз на заветную захоронку указать может. Жаль будет такой шанс на мелочь потратить.
— И то верно, пан Куница… — задумался Ицхак. — Все-таки варит у тебя голова. Гм… Ладно, коль мы
