— Удивляюсь я тебе, друг чародей, — поморщился Куница. — А глупее ничего придумать не мог? Или ты вконец позабыл, что Галия шаманка, а в знании и магии — гораздо сильнее тебя… И видеть может не только глазами, и не только сквозь морок… О чем ты, как я погляжу, все же смог догадаться… — Тарас не двузначно указал взглядом на свои шаровары, надетые побратимом.
— Это вы о чем сейчас? — подозрительно посмотрел на Небабу Орлов. — Кто и что умеет?
— Не бери в голову, — поспешно отмахнулся тот. — Лучше подай нож, поглядим, что Тимофей Куница от чужих глаз под седалище упрятал?
Во время всего этого сумбурного разговора девушка только хлопала глазами, недоуменно поглядывая на мужчин, что так неожиданно разволновались из-за ее нехитрого желания поправить подкладку старого седла. Но услышав имя Тимофея, Галия охнула и непроизвольно шагнула в сторону Небабы.
— Что? — моментально среагировал, не сводивший с красавицы глаз, опричник. — Знаешь? Слышала?
— Это вы о реликвии?.. Той самой, что…
— А тебе откуда ведомо?
— Ну как же… — охотно объяснила шаманка. — Еще зимой возле всех шатров и кибиток глашатай прокричал, что того, кто найдет спрятанную казаком Тимофеем Куницей священную реликвию, султан осыплет золотом и назовет своим кровным братом.
— От молодцы, голомозгие. Видали, как в орде дело поставлено? — восхитился Орлов. — А нашим боярам лишь бы тайну сохранить… И вместо того, чтоб всем миром искать подаренную православному люду святыню, в секреты играются.
— Думаете, из-за чего в этом году за ясырем идет не два-три рода как обычно, а почти вся крымская орда сдвинулась со своих кочевий? — продолжила девушка. — Триста тысяч сабель! И еще пятьдесят тысяч отборнейших сипаев и янычар из самой Порты. Лучших воинов султана… Да, эдакая силища в считанные дни сметет все казацкие заслоны, перемелет в прах любое войско и наскоро собранное ополчение ляхов, а потом — юркими полусотнями разлетится по всему краю — и селение за селением, дом за домом перетрясет и обыщет каждый укромный уголок. Найдут реликвию или нет — я не знаю, но в том, что в здешних местах не останется ни одной живой души, можно не сомневаться.
— М-да, — вздохнул Куница. — Невеселую картину ты нам нарисовала, Галия. Не знаю даже спасибо тебе сказать, или сразу голову срубить…
— Так ведь в твоих руках и воле спасти свой народ, господин, — жарко зашептала та, буквально пожирая казака своими огромными глазищами. — Отдай находку султану и все останутся живы! Султан станет тебе кровным братом, а твоя родина — частью благословенной Порты. И больше никто и никогда не потревожит мирный сон подданных Великого султана.
— Хорошо поешь, птичка… — хмуро взглянул на нее Василий. — Да только, будь на то воля небес, архистратиг Михаил не стал бы вручать знамя русскому казаку, а отдал бы его сразу какому-то вашему мурзе. Нет, не бывать тому, чтоб православная святыня по доброй воле басурманам досталась.
— Ты не спеши столь громкими словами бросаться, опричник, — неодобрительно покивал Степан. — Что нам ведомо о божьем промысле? А может, он в том и состоит, чтобы навеки с ордой замирится? Ты-то, что думаешь, атаман?
— Да не похоже, как-то, — хмыкнул Куница. — На божью волю. Уж больно цена высока…
— Высока?! — воскликнул Небаба. — Сохранить сотни тысяч жизней и свободу в обмен на тряпку, хоть и небесную, ты называешь высокой ценой?
— В том-то и весь хосен, брат… — почесал затылок ведун. — Дядька Ицхак, мой тесть, легко объяснил бы тебе, такую простую вещь, что если существует кто-то, готовый сходу заплатить требуемое, то наверняка товар стоит гораздо дороже предложенной цены. А значит — стоит его придержать до ярмарки, когда все покупатели съедутся… И вообще, мы еще даже не знаем, что там спрятано, а уже до такие турусы развели… Чуть не передрались. Галия, вспаривай подкладку, да только гляди, не испорть вещь. Помни, что седло тебе спину тереть будет…
— Не беспокойся, атаман, — покорно поклонилась девушка, привычно складывая ладошки у груди, а потом протянула руки к Степану. Тот заворчал недовольно, но не стал прятать седло за спину, а, хоть и весьма неохотно, протянул его шаманке.
Ветерок на пригорке гулял все время, и поэтому никто не обратил внимания на уже давно возникшую на полянке небольшую пылевую воронку, обозначавшуюся шевелением травы и кружащейся над землей мелкой листвой. Но как только пальцы Небабы отпустили заветное седло, а руки девушки напряглись, готовясь принять вес кульбаки, мигом выросший в половину человеческого роста, вихрь метнулся между ними, подхватил седло и резво помчался прочь. С каждым мгновением увеличивая скорость.
— Босоркун! — закричал Куница, прищуривший правый глаз и опознав нечисть. — Держите его!
Но и без команды атамана Василий уже взмахивал крыльями, взмывая над землей, а Небаба, в теле гепарда, несся следом за степным чертом, огромными прыжками. Даже Галия и та что-то шептала, протягивая вслед за быстро удаляющимся вихрем руки, и будто стряхивая воду с кончиков пальцев.
— Леший, помоги! — не придумав ничего лучшего, вспомнил о лесном знакомце Тарас. — Помоги поймать нечистого! Век благодарить буду!
— Извини, человек… — отозвался глухо лесной хозяин, словно сквозь толщу листьев, не показываясь на глаза. — Если бы реликвия помогала только людям супротив людей, я с радостью побегал бы с вихрем наперегонки. И хоть его еще никому и никогда поймать не удавалось, я попытался бы это сделать… Но, ты и меня пойми — дар архистратига и супротив нас огромную силу имеет. Тебе я верю, а как именно распорядится мощью реликвии тот, кому ты ее вручить хочешь? Или его наследник? Нет, Тарас… не помогу. В руках у нечисти она безвредна. Никому не поможет, но и не навредит. Уж не обессудь, ведун, но в таких делах — каждый о своем роду печется…
— Не цепляет… — бессильно опустила руки Галия и склонила голову. — Что-то гораздо сильнее меня закрыло его. Уходит шайтан… Казни меня, господин. Ибо нет мне прощения.
— Да ты-то тут с какого боку?.. — отмахнулся раздраженно Куница. — Делать мне больше нечего, как в дурной злости бабам головы рубить.
А в следующий момент, на поляну, роняя из пасти розовые хлопья пены, еле вполз взмыленный гепард, и рухнул со стоном ничком на землю, после чего отозвался слабым, запыхавшимся голосом Степана.
— Прости, брат… Упустил я его… Слишком уж быстр… чертушка оказался. Прости…
— Ага, теперь ты тоже предложи казнить себя, — рявкнул на него Тарас. — С ума все посходили… Надеюсь, хоть опричник умнее вас будет.
— Обязательно буду, — отозвался Василий, тяжело опускаясь у кострища. — Жизнь на царской службе ко всякому приучает. Хотя, можешь мне поверить, Иоанн Васильевич не преминул бы парочку голов с плеч снять. В назидание иным слугам… Не зря ж его — Грозным прозвали. Но, не все в нашей власти. Как сквозь землю провалился нечистый.
— У нас и так всего четыре головы в наличии. Пришлось бы, для острастки, сразу ополовинить ватагу. А с кем после совет держать? — вымучено улыбнулся Куница. — Делать-то что станем, братцы?
— Ты атаман, тебе и решать… — пожал плечами Степан и неожиданно обратился к девушке. — Галия, прикрой нас с Василием, хоть чем-нибудь, а? Видишь, одежда вся в негодность пришла. Нагишом неудобно, от важных мыслей отвлекает, а мой морок для тебя, что туман летний.
— Уже, — усмехаясь одними уголками губ, ответила девушка. И мужчины оказались облаченными в отличные шаровары и мягкие кожаные безрукавки.
— Спасибо, солнышко, — искренне поблагодарил ее Орлов, с удовольствием разглаживая руками новый наряд. — Все же, брат чародей, женщины в этом деле больше нашего понимают… Ну, так какие мысли будут, атаман? Куды бечь станем?
Истекающее жирком мясо издавало одуряющий аромат, но угрюмо супившиеся люди не обращали на него никакого внимания. И только после того, как в вечернем воздухе отчетливо пахнуло горелым мясом, единственная среди сидящих у костра хмурых путников, светловолосая девушка осторожно дотронулась до плеча одного из мужчин.
— Господин… Атаман… Тарас… Ужин совсем сгорит. Уснули вы все, что ли? Можно, я сниму дичь с
