Может, вместо зимы на полях,
Это лебеди сели на луг?
Хороша ты: о, белая гладь!
Греет кровь мою легкий мороз.
Так и хочется к сердцу прижать
Обнаженные груди берез…
Какое-то время виконтесса молча глядела в огонь, а потом очень тихонько, словно боялась потревожить сотканное мелодией слов, волшебство, сказала:
– Красиво. А еще?
– Можно и еще… Только я ближе сяду. Стихи любят полушепот. Вы не замечали, что красивые слова пугаются шума?
Бормоча все это, я осторожно придвинулся к Весняне, внутренне готовясь к недовольному окрику, но, похоже, обстановка располагала к тесному общению, и девушка сама чуть-чуть шевельнулась навстречу.
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари…
– Извини, это еще рано, – поперхнулся я, вовремя вспомнив, к чему все сводиться в конце, и видя, как недовольно завозилась девушка, уже было ухитрившаяся пристроить голову на моем, закутом в доспех плече. – Сейчас, сейчас…
Тихо струится река серебристая
В царстве вечернем зеленой весны.
Солнце садится за горы лесистые.
Рог золотой выплывает луны.
Запад подернулся лентою розовой,
Пахарь вернулся в избушку с полей,
И за дорогою в чаще березовой
Песню любви затянул соловей.
Слушает ласково песни глу…
Взглянув на Весняну, я умолк на полуслове. Девушка, держась за мою руку, крепко и безмятежно спала. Спасибо тебе, брат Сергей, за твой талант, который и под другими звездами творит чудеса.
* * *
Должно быть и сам задремал. К счастью, на этот раз никакие костры меня не манили, и вой волчьей стаи я услышал вовремя. Причем, на этот раз, не удачную имитацию, а настоящих зверей. В чем разница, если даже лошадям все равно, объяснить не берусь – просто знал: это взаправду. И бежать уже поздно. Вожак подал голос только после того, как стая оцепила полянку, надежно отрезая добычи все пути для спасения. Вот только лошадям этого не объяснить. А стреножить их я как-то не сообразил. Увы, непривычные для третьего тысячелетия вид транспорта. Наши машины, только если ручник не затянуть, укатить могут. С испуганным ржанием они, ломая кусты, рванулись в противоположную от, вытягивающего охотничью песню, волка сторону, и вскоре лишь почти человеческие вскрики боли засвидетельствовали о поджидавшей их участи. Разрываемые заживо на куски десятками голодных зверей, кони кричали так пронзительно, что их боль услышала даже крепко уснувшая виконтесса. Весняна оторопело помотала головой и спросила:
– Что это?
– Просто волки… – ответил я как можно безразличнее.
– Волки?! – прытью вскочила на ноги девушка.
Словно почувствовав ее страх, вожак завыл еще громче. И еще ближе…
– Тихо-тихо… – придержал я за полу курточки виконтессу, еще ничего не соображающую, но готовую уже куда-то бежать. – Все не так страшно… Вон дерево, видишь? – указал я на огромный развесистый дуб, даже во тьме отчетливо выделявшийся на общем фоне леса. Приметный еще и тем, что его нижние ветки, толщиной в руку, начинались на уровне головы.
Весняна кивнула.
– Вот и отлично. Давай к нему. Волки по деревьям лазить не умеют. До утра отсидимся, а там видно будет.
Девушка опрометью бросилась к дубу и уже через несколько мгновений сидела почти на уровне крыши второго этажа. Я существенно надпил из баклаги (не выливать же!), дополнил водой из ручья (сырая вода без антисептика чревата неожиданностями, плавали, знаем: бывали прецеденты), поднял свой меч, сгреб с земли попоны, сумку с подаренным самострелом и 'Трактатом' и поспешил за ней. Вообще-то, мне, в моей броне, клыки хищников были нипочем, мог бы и не суетится, даже продолжать спать, разрешив волкам катать себя по поляне, но ночной бой я просто-таки терпеть ненавижу. А кроме того: девчушка о противоударных, пыле и влагонепроницаемых свойствах моего доспеха ничего не знает, и мало ли что взбредет в ее героическую головушку, при такой картине маслом. А потому, нечего выделываться: делай как все и ходи строем.
– Хорошая постель, – одобрил я выбор Весняны. – Будто на заказ лесом выращенная…
Две ветки переплетаясь с более мелкими веточками, росли от ствола почти горизонтально в сторону. А под ними, как несущий двутавр, наискосок торчал обломанный толстый сук. Я изловчился, смахнул мечом несколько дополнительных перекладин, уложил их, для гарантии, поверх живого плетения, и застелил всю эту конструкцию попоной. Образовалось, как на мой взгляд, достаточно прочное и удобное ложе.
Весняна поглядела сперва на меня, потом на импровизированную постель и пробормотала как-то растерянно. Мне даже испуг послышался в ее голосе.
– А десятник так и не вернулся…
– Мало ли… Да ты ложись. До утра еще далеко… Чего зря мучится? Волки нас тут нипочем не достанут… И ни о чем не волнуйся. Все будет хорошо, обещаю.
Весняна хмыкнула, явно сомневаясь, но возражать не стала. Вздохнула, прошептала что-то вроде: 'На все воля Создателя', потом молча улеглась, скрутилась калачиком и вроде, как задремала. Я же укрыл девушку второй попоной, а сам примостился этажом ниже, под ней. На всякий случай, чтоб не было мучительно больно за непредусмотрительность, головотяпство и прочую безалаберность. Предоставленное лично мне ложе оказалось не столь комфортабельным, но сквозь доспех чернокнижника бока не мозолило. Похоже, работая над латами, Темн предусмотрел не только личную безопасность, но и удобства… А потому, нахлобучив шлем, я и сам попытался заснуть. Тем более, что и волки, перекусив лошадьми немного успокоились или отвлекись на что-то? Во всяком случае голос не подавали…
Вспомнилось, как в курсантскую молодость нас, желторотиков-первогодков, отцы-командиры промурыжив на ночных учениях, дали команду 'отбой' где-то в районе второго часа ночи. А весь день шел дождь. И в палатках, установленных такими же салагами, как и мы, оказалось по щиколотки воды. Время, отведенное на отдых, стремительно уходило, и тогда кто-то скомандовал 'Взвод, газы! ОЗК одеть!'. Сначала мы, на автопилоте, выполнили команду, и только потом сообразили зачем. Так и спали до утра, лежа покатом в воде, пристроив подсумок с противогазной коробкой поверх тел товарищей. А утром, еще и повеселились от души, когда офицеры решили 'подшутить' и забросали палатки с курсантами шашками с хлорпикрином. Потому что вместо ожидаемой паники, возникшей во всех взводах, мы через тридцать секунд уже выходили строиться, в полном обмундировании и не в пример другим – достаточно выспавшимися.
Проснулся я еще до рассвета, от уже знакомого завывания. Глянул вниз и вздрогнул, с непривычки. Огромная волчья стая, темным водоворотом, клубилась вокруг дуба рыча и подвывая, а временами даже повизгивая от нетерпения. Сосчитать их не представлялось возможным, но так, навскидку, зверей, было около двух десятков.
– Волки! – воскликнула Весняна.
