Несмотря на все Томкины заслуги, Глеб был реальным мужиком. За что, собственно, и был в свое время Томкой избран.
Да и не стала бы она жить с подкаблучником, несмотря на любовь во всем брать верх. Именно его настоящее мужицкое нутро позволило сделать этот брак столь, по сегодняшним временам, длительным.
«Но все же помощничка нашла», – ввернул-таки ядовитую мыслишку Железнов, снова испытав чувствительный укол ревности и обиды.
Нет, к Тамаре по поводу решения своих материальных проблем он точно не обратится. Хотя бы потому, что если он это сделает, то немедленно получит помощь. Скорее всего, Томка просто поделит все пополам. В этом случае Глеб снова будет в шоколаде, но потеряет столь драгоценную возможность считать ее дрянью, а себя – белым и пушистым.
А такая самооценка для настоящего мужика дорогого стоит…
И вдруг Глеба осенило: машина-то на аэропортовской стоянке – его! Во всех смыслах его! Лично скопил из многочисленных и весьма серьезных командировочных – зарплату, за исключением карманных, отдавал в дом. А командировочные – святое. Ведь можно тратить в день все полсотни баксов, а можно десять или даже пять. Не так уж это и трудно: чем дальше от Москвы, тем еда дешевле. Проститутки же валютные его никогда не интересовали. Не то чтобы его супружеская репутация была без пятнышка, но прямые инвестиции в любовь лишали его мотивации. Как представит себе девушку, пересчитывающую – перед актом любви и полного взаимопроникновения – денежные купюры, так уже и акта не надо.
Понятно, что на самом деле деньги и секс нерасторжимы: отдает же он свою зарплату жене. («Отдавал», – поправил себя Железнов.) Но – «тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Слишком прямая связь между интимом и экономикой выхолащивала желания.
А если не на еду и не на теток, то на что тратить большие деньги в крошечных городах и поселках, затерянных среди бескрайних болот Западной Сибири? Да и времени не было на транжирство: подъем в семь, возвращение в десять, но уже – вечера.
Вот так и образовалось энное количество тысяч, обмененное впоследствии на новенький «Киа Спортейдж», законнорожденное дитя мощного корейского концерна и скромного российского сборочного предприятия.
Дитя получилось вполне пристойным. Маленький, проходимистый и в два раза дешевле иных простых джипов. Что же касается престижа, то Глеб всегда был к этому параметру равнодушен. Родившийся практически в лесу и видевший жизнь во всей ее простоте, он сумел сохранить собственные соображения о престиже, нередко коренным образом расходящиеся со столичными.
– Пойду попробую заработать, – сказал он Безрукову.
– Только в дурь не при, – обеспокоенно посоветовал тот, не вполне уверенный в душевном равновесии нового друга.
– Я похож на грабителя обменника? – впервые за последние дни улыбнулся Железнов.
– В том-то и дело, что не очень, – поддержал шутку Безруков. – А за чужое дело лучше не браться.
Денег у Антона Глеб просить постеснялся, поэтому в аэропорт поехал на электричке, «зайцем». Всю дорогу продрожал, ожидая контролеров. В принципе ничего не сделают, максимум – ссадят. Но пятнадцать лет комфорта отпускали медленно.
На стоянке проблем не было: он заплатил за пять суток, так что еще и на сдачу смог бы рассчитывать, если бы ему ее отдали.
Выехав на трассу, взглянул на стрелку топливомера. Бензина было на донышке. Значит, зарабатывать надо начинать немедленно.
А вот и граждане среднеазиатской национальности с двумя огромными клетчатыми баулами. Стоят на обочине, смотрят раскосыми очами на приближающийся «Спортейдж», но даже не голосуют: хоть и беспородный, а джип.
Железнов остановился сам:
– Куда едем, мужики?
– В Одинцово, – недоверчиво поглядывая на водителя, ответил один.
«Сколько это стоит?» – задумался Глеб. Так и не сумев оценить поездку, положился на авось.
– Садитесь. – Он вылез из машины и открыл заднюю дверь.
Азиаты с места не трогались.
– А сколько будет стоить? – спросил тот, что пошустрее.
– Не знаю, – честно ответил, улыбнувшись, Глеб. – В первый раз «бомблю». А то встану без бензина.
– Больше пятисот не дадим.
– Ладно, – согласился Глеб. Лиха беда начало.
Ехали молча. Азиаты откровенно побаивались странного, модно одетого «извозчика», а Железнов вдруг задумался над тем, что у них в баулах. Если, скажем, конопля, то это окажется не лучшая его сделка. Постов-то до Кольцевой будет море, да и на Кольце тоже стоят.
– А в баулах не героин часом? – поинтересовался он.
Парни мгновенно напряглись.
– Нет-нет, – быстро ответил шустрый. И полез в карман.
– Только без глупостей, – сказал Глеб. Он не ожидал нападения, так обычно не делается, просто на всякий случай предупредил, что наготове.
– Почему как таджик, так сразу героин? – обиженно ответил тот, доставая из кармана платок и вытирая вспотевший лоб. – Зелень у нас, можем показать.
– Да ладно, верю, – действительно поверил Железнов. Было в парнях что-то, не соответствующее представлениям Глеба о наркодилерах.
А через двадцать минут и вовсе сдружились, с полкилометра протолкав полуторатонный автомобиль к видневшейся впереди заправке. Как выяснилось, датчик привирал в сторону преувеличения.
Все пятьсот обещанных рублей в виде бензина протекли в бездонный бак «Спортейджа», но и Глеб свое обещание выполнил. Расставались друзьями, таджики даже открыли молнии на баулах и снабдили его свежей столовой зеленью.
– Конопля бы тоже не помешала, – задумчиво проговорил Железнов.
Таджики переглянулись, и один из них быстро черканул на обрывке бумаги телефон.
– Позвони через пару дней, ладно? Мы не торгуем, так, для себя. Ну и для друзей, – на прощание улыбнулся азиат.
Так и не понял озадаченный Глеб, кого же он вез. В итоге решил, что честных людей: ему неприятно было бы думать о себе как об участнике наркотрафика – пусть даже невольном.
Весь день Глеб зарабатывал деньги. Когда-то он уже этим занимался, но на «жигуле» было сподручнее, по крайней мере, не приходилось объяснять, что это не шутка и не попытка изнасилования. Последнее очень волновало матрону постбальзаковского возраста в норковой шубе, которая сначала активно ловила тачку, а потом боялась в нее садиться.
В итоге села, конечно. И даже щедро заплатила. То ли за то, что аккуратно довез, то ли за то, что не изнасиловал. Но вылезала с обиженным лицом, заронив у Глеба подозрения, что, будь он поманьячнее, плата могла бы сильно возрасти.
Вечером он повел Безрукова в ресторан – не в один из тех, куда он ходил обычно, в гораздо более скромный. Но все равно бывший директор словил полный кайф: от вкусной еды, от чистой скатерти, от отчаянно фальшивившего певца.
Глеб почувствовал удовлетворение. Все же ощущение, что он кому-то нужен, было для него базовым.
А Томке он был нужен, это точно. Когда очередная командировка затягивалась, она буквально обрывала ему телефон. И даже однажды примчалась в Нерюнгри сама.
Не надо было о ней думать. Потому что вспомнилась не горячая ночь в Нерюнгри, а все те же ноги на длинном белом ворсе…
Однако в этот вечер о жене пришлось вспомнить еще раз. Когда вставлял штырь противоугонного устройства, натолкнулся на проблему. Обычно «Дракон» – так оно именовалось –
