объясняя мотивы преступления и в деталях рассказывая, какое незабываемое впечатление на них произвело появление аптекаря во время совершаемого ограбления его кассы, «которого нам, конечно, пришлось убить», — спокойно и цинично добавляет один из них. Обоим этим молодым преступникам «из любопытства» грозит смертная казнь за убийство.
Но другой случай ещё циничнее и невероятнее. Молодой служащий в одной из нью-йоркских контор, семнадцати лет, убил, задушив, девочку пятнадцати лет, которая его родителями и матерью девочки считалась его невестой. На предварительном следствии юноша с улыбкой рассказывал подробности, как его невеста убеждала его «быть мужчиной», увлекая его при этом в спальню, как она начала целовать его (а он, по его словам, был «невинен, как агнец»), как, обозлённый, он ударил её кулаком в висок. После падения её на пол он взял кусок проволоки и закрутил её вокруг шеи девочки, разбросал вещи по комнате, симулируя нападение, и спокойно ушёл к себе, где на вопрос родителей, где он был, ответил, что гулял в парке. Этот молодой изверг симулирует ненормальность, но, что важнее всего, вскрытие тела убитой установило, что девочка перед смертью была изнасилована.
Эти два случая особенно характерны, но подобные этим случаются здесь очень часто.»
И на том спасибо «Рулю». Это — газетка самая злая в эмигрантской прессе, до смешного злая и очень осторожная в деле критики культурных нравов Европы. Злоба её направлена исключительно на Союз Советов. Лжёт она совершенно без оглядки, с полной уверенностью в безнаказанности. Уличат её во лжи, как это сделала газета Милюкова и Демидова по поводу писем красного командира, — помолчит «Руль» и снова лжёт, вполне сознательно и в целях, очевидно, воспитания. Вот, например, в номере от 8 декабря по поводу немецкого издания «Лицо городов» «Руль» пишет:
«Но если такие автобусы и имеются, то их 1–2 и обчёлся, а вообще это — всё старьё.»
Не очень грамотно сказано и, разумеется, это — мелочь, но, как привычная для «Руля» и сознательная ложь, очень характерная мелочь. «Руль», конечно, знает, что движение в Москве и вокруг Москвы по радиусу вёрст в сорок обслуживается автобусами, что их очень много, количество их растёт, они вводятся и в провинции, а так как введены они недавно, то и не могут быть «старьём». Но это враньё, конечно, не важно, нас интересует вопрос: что говорит «Руль» о культурной жизни Германии? Вот вырезка из «Хроники» «Руля», к сожалению, не могу указать дату:
«Суды завалены процессами об истязании детей.»
Далее — передовая статья:
«…ОТРОЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ
Берлин, 24 октября.
Вся Германия следит сейчас за судебными отчётами о происходящем в Эссене процессе, в котором окончивший гимназию юноша обвиняется в убийстве своего товарища, причем убийство сопровождалось сексуальным осквернением тела. Улики против обвиняемого выставлены только косвенные, и, судя по всему, судебное следствие непрерывно расшатывает построение обвинительного акта. Но и оправдание обвиняемого не уничтожает факта убийства юноши на сексуальной почве. Такие явления могут случиться всегда; но за последнее время целая серия процессов, гимназических убийств и самоубийств невольно обращает на себя сугубое внимание.»
Вопросам о жизни юношества «Руль» посвящает немало места, и нужно сказать, что его внимание к этим вопросам не только «сугубо», но и тревожно. Это, разумеется, искренняя и законнейшая тревога. Европейская молодёжь плохо живёт. Об этом громко кричит не только уголовная хроника, но и художественная литература и публицистика. Об этом говорит только что вышедшая книга Петера Лампеля «Jungen in Not», книга о беспризорных в Германии. Об этом же пессимистически говорит Бердяев в статье «Обскурантизм», — цитирую статью по изложению «Руля»:
«Обскурантизм есть знамение нашей эпохи, из России изгоняются почти все философы». В Италии фашистские молодые люди совершают погром библиотеки Бенедетто Кроче, крупнейшего итальянского философа. Самые невежественные обскуранты занимаются в эмиграции розыском ересей… В русской эмиграции разыгрывается «Горе от ума» и торжествует Фамусов, повсюду разыскивающий «фармазонов». Обскурантизм нельзя отожествлять с невежеством. Если обскурантская масса всегда невежественна и темна, то обскурантские идеологи могут быть умными, учёными и просвещёнными людьми. Обскурантизм хочет держать массу во тьме во имя её спасения, для предотвращения гибели. В основе психологии обскурантизма всегда лежит чувство панического страха, ужаса, боязни, подозрительности и гибели. Русская контрреволюционная молодёжь, выросшая на гражданской войне, не получившая нормальной умственной и образовательной подготовки, воображает, что ужасы революции порождены свободной мыслью, свободным знанием, «ересями» ума.
Контрреволюционная молодёжь не способна к познанию причин и смысла революции, она относится к ней исключительно эмоционально. Дореволюционный строй жизни представляется ей потерянным раем, в то время как зло и неправда этого строя и породили революцию.
В статье Н.А.Бердяева много горькой правды. Все, кому приходилось общаться с широкими кругами русской эмигрантской среды, думаю, засвидетельствуют, что многие замечания автора метки и попадают в цель. Нетерпимость к чужому мнению, подозрительность и крайняя упрощённость суждений — увы! — очень распространены в нашей среде. Всё это так!»
— соглашается «Руль» и вносит свои поправки к пессимизму Бердяева:
«Но всё-таки мы позволим себе упрекнуть почтенного автора в чрезмерной схематичности и крайней огульности его характеристик. Нам представляется, что и адресат его изобличений — русская эмигрантская молодёжь — только отчасти повинна во вменяемых ей грехах. Разве даже такие движения, как во многих отношениях уродливое евразийство, не свидетельствуют о брожении мысли, о попытках переоценки старых догм и о внимательном всматривании в процессы, происходящие в России? Неисправимый догматизм обнаруживают скорее представители старшего поколения русской эмиграции, поскольку они не могут отойти от прежних схем и доктрин, левых и правых. Именно здесь, в этом омертвении и «мумификации», в этом идеологическом артериосклерозе видим мы самую опасную духовную болезнь эмиграции.
Тем, кто за эти 8 лет изо дня в день наблюдал русскую молодёжь, думается, не придёт в голову упрекнуть её в мертвенной застойности. Нет, жизнь в новых условиях, знакомство с европейским укладом жизни, новые профессии, трудовой режим — всё это не прошло даром. Неисправимый обскурантизм есть удел наименее одарённой и наиболее усталой части молодёжи, явление неизбежное всегда и всюду. И он — увы! — поддерживается и питается, главным образом, представителями старшего поколения, теми из них, которые ничего не забыли и ничему не научились.»
Но оптимистические поправки «Руля» не гармонируют с мрачными размышлениями передовицы 24 ноября, — передовица вполне резонно скорбит:
«Нынешние германские процессы подчёркивают в ней одну особенно тревожную черту. Не так давно закончившийся берлинский процесс обнаружил семейную среду — убийство юношей возлюбленного своей молоденькой сестры, — среду невнимательную, распущенную, предоставившую подростков их воле и их участи. Можно было приписать последствия отсутствию семейного авторитета, отсутствию благодетельного семейного тепла и заботливости. Но настоящий эссенский процесс, наоборот, показывает две семьи — школьных преподавателей — в которых, как нарочно, семейный авторитет, воспитательная дисциплина, строгость нравов стояли чрезвычайно высоко.
Может быть, здесь губительной оказалась именно семейная опека? Но опять-таки — эти две семьи
