— Не прикасайтесь к угрям! — быстро и как бы непроизвольно предостерег его мистер Нуль.
Питер Вагнер спохватился и успел вовремя отдернуть руку. Страх пронзил его. Угри были подсоединены параллельно, как лампочки. Тронь одного, и они все вместе трахнут по тебе таким разрядом, что хватит осветить в течение нескольких минут все Западное побережье. Но когда первый, животный страх прошел, он вспомнил свою недавнюю попытку самоубийства и понял во внезапном озарении, что перед ним идеальный инструмент: толчок, вспышка, запах горелого мяса, который он, наверно, уже не почувствует, и — Ничто. Он хмуро ухмыльнулся и снова протянул руку к угрям. Но при этом он случайно поднял взгляд. Мистер Нуль сидел, подавшись вперед и вбок, обеими руками крепко прикрыв глаза — только левый все равно настороженно выглядывал между пальцев.
— Так ты этого хочешь! — воскликнул Питер Вагнер изумленно и не без обиды.
— Вовсе нет! — возразил мистер Нуль, с такой поспешностью принимая позу невинно оскорбленного, что едва не свалился со стула. — Я ведь тебя предостерег, верно? Разве не я тебе сказал...
Но Питера Вагнера он не обманул.
— Ты же со мной даже незнаком! — Он едва не плакал. — А хочешь моей смерти. Вытащили человека из этого дерьмового океана, я только зря время из-за вас потратил и столько неудобств претерпел, а теперь вы еще хотите меня убить этими дерьмовыми угрями? — Он вдруг разозлился. Сжал кулаки, грозное оружие, как он знал по опыту. — Нечестно это, черт бы вас всех подрал! — сердито сказал он. — Человек ведь я.
Эти слова возымели на мистера Нуля могучее действие. Слезы потоками заструились по его щекам, костяшки дико затрещали.
— Человек ведь! — повторил он, смеясь и рыдая. — Человек ведь! Видит бог! Жуткое дело!
Он трещал костяшками, качал головой и в конвульсиях поджимал к животу колени. Питер Вагнер успокоился и, задумчиво прикрыв ладонью рот, следил за удивительным представлением.
— Ты сбрендил! — сказал он.
— Я сбрендил, — сказал мистер Нуль. И залился таким трагическим хохотом, что стул под ним опрокинулся и остались видны только дергающиеся подошвы. Опасливо обойдя угрей, Питер Вагнер подошел к письменному столу и наклонился, чтобы получше рассмотреть мистера Нуля. Коротышка бился, дергался, извивался и едва что не лопался от смеха. Но вот наконец он стих. Они смотрели один на другого, сблизив лица на расстояние двух футов: красноглазый мистер Нуль на полу снизу вверх, Питер Вагнер, стоя, внимательно, сверху вниз, как Зевс на Сарпедона.
— Оклемался? — спросил Питер Вагнер.
Мистер Нуль поджал губы, поразмыслил, кивнул.
— Давай помогу встать.
— Я жил в большом напряжении, — стал оправдываться мистер Нуль, снова усевшись за стол. И тут же поправился: — Я постоянно живу в большом напряжении. — Он украдкой взглянул на Питера Вагнера: поверил ли? — Я атеист.
— Понятно, — сказал Питер Вагнер.
Мистер Нуль отвел глаза, сложил ладони, победив желание щелкнуть костяшками.
— С тобой приятно поговорить, — сказал он и снова скользнул взглядом по Питеру Вагнеру, а потом в сторону.
Рот Питера Вагнера растянула болезненная улыбка.
— Меня, понимаешь, что расстроило... — Мистер Нуль подыскивал слова, кусая губы и сводя зрачки к переносице. Вид у него вдруг стал такой виноватый, что Питер Вагнер даже оглянулся, почти готовый увидеть у себя за спиной того старика в долгополом черном пальто, вновь подкравшегося, чтобы обрушить ему на голову тяжелую трость. Но сзади ничего не было, вернее, ничего, кроме стола с угрями, электропроводки и запаха. Вернее, запахов. Запаха было два разных, осо-знал он теперь. Один зоологический и еще какой-то... Запах чего? Он напрягся и наконец вспомнил: запах марихуаны! Он глубоко вздохнул, чтобы подтвердить свое подозрение, и у мистера Нуля испуганно полезли кверху брови.
— Я ученый, — сказал мистер Нуль, цепляясь за рукав Питера Вагнера. — Естественные науки — моя радость и мое проклятье. Ты можешь себе представить, что было бы без них с цивилизацией? В современном мире изобретатели заняли место бога. Тебе это понятно? Смотри сюда! — Он спрыгнул со стула и подбежал к столу с угрями. — Гляди! — повторил он, раскинув руки, растянув и опустив углы рта. — Угри, — произнес он с любовью. — Если бы мы могли овладеть их энергией... — Он повернул какие-то рычаги. Зажегся красный свет. — Следи за стрелкой, — распорядился он, ткнув пальцем в какой-то прибор слева от Питера. На шкале прибора стояли цифры от нуля до пятидесяти тысяч вольт. — Я только поворачиваю вот эту ручку и щелкаю их по носам, — он повернул, — и — дзык! — приборы загудели, стрелка подскочила чуть ли не до самого верха.
— Ух ты, — сказал Питер Вагнер.
— Да, — вздохнул мистер Нуль, потирая руки. Угри поизвивались немного и утихомирились. — Потрясные звери, угри. Могут жить и в воде и на суше, дешевы в содержании, грязи от них мало...
И он, улыбаясь чему-то, погрузился в задумчивость.
— Очень интересно, — сказал Питер Вагнер. На вид это была большая гадость: похоже на змею и на акулу, с плоским, как у слизняка, брюхом, а цвет — вроде поезда надземки, проносящегося сквозь плотный туман.
— Кто овладеет этой энергией, будет знаменитый человек. Знаменитее Бенджамина Франклина, — сказал мистер Нуль.
— Надо думать. — И вежливо: — Вот ты бы и взялся.
— Ха. — Нуль засунул руки в карманы и посмотрел хмуро, но хитровато. — Думаешь, это так просто?
По тому, как дернулся у него подбородок, Питер Вагнер понял, что попал в чувствительную точку. Он попытался пойти в обход:
— Ну, по крайней мере...
— Мистер Вагнер, — оборвал его мистер Нуль. Он вернулся к письменному столу и, заложив руки за спину, остановился спиной к Питеру Вагнеру. — Изобретательство — безнадежное занятие. Оно развращает душу. Как и всякое другое. Эх, я б тебе порассказал! До чего это все казалось соблазнительно, до чего хотелось изобретать, когда я был молоденький ослик, полный боевого задора. Роджер Бэкон, Фарадей, Франклин, Уатт — их имена звучали как заклинание, как шелест подола твоей девчонки, как невозможные названия ее тайных мест. — Мистер Нуль повернул к нему голову, глазки его замутились. — Ты никогда не замечал, что все открытия, сделанные человечеством, были случайны?
— Нет, не замечал, — признался Питер Вагнер.
— А факт, — сказал мистер Нуль. Выражение спины у него стало злое. Брюки на нем были такие же мятые, жеваные, как и физиономия. Он потряс кулаками, словно разжигая в себе неистовство. — Какой-то тупица, пещерный житель облепил свой очаг меднорудной глиной, и так пришел конец каменному веку. У нас есть свидетельства. Это угнетает, можешь мне поверить. Изобретение стекла, например: у Плиния описано. Один римский купеческий корабль вез... это, как его? Натрон, минеральную соду, ихний, стало быть, стиральный порошок. Причаливают к берегу, а там белый такой песок, развели матросы костер, пищу готовить, ну, камней поблизости нет, вот они и подставили под котел куски этого самого натрона, какие побольше. И пожалуйста, изобрели стекло. И таких случаев я могу тебе рассказать сотни. Душа задыхается.
— Я понимаю, — сказал Питер Вагнер.
— Взять, например, Луи Дагера. — Он уже расхаживал по каюте от стены к стене, ударяя кулак о кулак, все учащая шаги и удары. — Он много лет работал над тем, как запечатлеть на поверхности отраженный образ, и все без толку. А потом один раз оставил серебряную ложечку на металле, который у него был обработан йодом, поднимает ложечку, а изображение-то ее отпечаталось...
Салли Эббот опять наткнулась на пропуск, на этот раз в несколько страниц. «Вот досада», — вздохнула она. Пожалуй, все-таки надо бросить. Ведь чем дальше читать, тем чаще будет не хватать страниц, это на глаз видно. Она в нерешительности заглянула в книгу. И сама не заметила, как стала читать дальше, с того места, где после пропуска текст продолжался:
— ...вообще-то говоря, — ввернул Питер Вагнер. Но того было не остановить.
