трещин. «Глаз» было восемь, размером с мой мизинец, каждый на конце металлического щупальца, извивающегося, точно кошачий хвост. Ярун дал им всем имена: Гретхен, Робстер, Клинки, Фэнг… я забыла остальные. Он утверждал, что каждый из них обладает своей индивидуальностью, но, думаю, это была просто шутка.
Глаза поворачивались, осуществляя последнюю проверку — в области промежности, подмышек и шеи, которая, как говорила мама, у меня всегда была грязная, — после чего щупальца втянулись в стены, и начался процесс стерилизации. Я ничего не видела; щиток шлема сделался непрозрачным, чтобы защитить глаза от залпа микроволн. Тем не менее я знала, что подвергаюсь воздействию ультрафиолета, гамма- излучения и еще нескольких более экзотических видов энергии, которые, как считала Лига Наций, необходимы, чтобы очистить поверхность костюма от всех возможных загрязняющих веществ.
Каждый раз, готовясь к высадке, мы скрупулезно следовали этой процедуре — в особенности если речь шла о планетах, где может быть разумная жизнь. Это опасно — тащить за собой на планету чужеродные микроорганизмы.
Стерилизующая бомбардировка была еще одной причиной, почему мы предпочитали, чтобы роботы запечатывали нас в защитные костюмы. Если прикасаться к внешней поверхности костюма голыми руками, на ней остаются отпечатки пальцев, которые под воздействием стерилизующей энергии приобретают вид коричневых, напоминающих ожоги пятен. В результате костюм выглядит так, словно ребенок вытер испачканные шоколадом руки о его снежно-белую поверхность.
Другие разведчики не станут дразнить тебя по этому поводу, но космонавты никогда не упустят случая поиздеваться.
РАЗМИНКА
Когда завершается стерилизация, раздается сигнал и вспыхивает голубая надпись:
«ПОЖАЛУЙСТА, ПРОДЕЛАЙТЕ УПРАЖНЕНИЯ».
Предполагается, что на протяжении пяти минут мы будем двигаться в костюме — потягиваться, брать в руки небольшие предметы, сгибать и разгибать колени и прочее в том же духе. Адмиралтейство называет это время «Периодом разминки», а разведчики — просто разминкой.
Предписанные нам упражнения появились в результате вмешательства некой консультантки Адмиралтейства: она примерила защитный костюм и обнаружила (к собственному удивлению), что не может свободно действовать в нем. Неважно, что большую часть четырех лет обучения в Академии разведчики проводят в защитных костюмах. Неважно, что ко времени выпуска мы чувствуем себя «как дома» именно в них, а не в уличной одежде. В один прекрасный день консультантка надела костюм и почувствовала себя в нем неуклюжей; естественно, Адмиралтейство тут же согласилось с тем, что ее идеи относительно защитных костюмов должны стать частью флотской политики.
В действительности разведчики используют пять минут разминки, чтобы облегчиться. Защитный костюм очень хорошо перерабатывает отходы, перегоняя жидкости в охлаждающую воду и спрессовывая твердые вещества в кубики, которые позже идут на удобрение грибов; однако фактически, чтобы все это сработало, необходимо очень внимательно сосредоточиться на регулировке нужных клапанов, трубок и отверстий тела. Лучше облегчиться на корабле, чем делать это в стрессовых условиях чужой планеты. Кроме того, думая о механизме опорожнения мочевого пузыря, отвлекаешься от мыслей о высадке. И в случае небрежности костюм будет вонять мочой. Любому разведчику иногда приходится жестоко расплачиваться за свою невнимательность; даже полезно, если неприятный запах будет напоминать об этом на протяжении нескольких часов.
ПОСЛЕДНЯЯ МИНУТА
Надпись «ПОЖАЛУЙСТА, ПРОДЕЛАЙТЕ УПРАЖНЕНИЯ» погасла. Это означало, что осталась одна минута. Еще одна минута разминки.
На протяжении этой минуты одни разведчики молятся. Другие поют. Третьи обсуждают последние детали высадки по радио. Четвертые вспоминают о чем-то — большом или незначительном — в чем раскаиваются или о чем сожалеют.
Есть и те, кто кричит или неудержимо хохочет.
Не знаю, что делал Ярун, он никогда не рассказывал. А я никогда не спрашивала.
Если бы он задал мне этот вопрос, я не смогла бы ответить. Обычно я просто ждала. Просто ждала целую минуту.
СТОИТ ЛИ АДМИРАЛ ТОГО, ЧТОБЫ ЗА НЕГО УМЕРЕТЬ?
На этот раз, однако, я была не в состоянии ждать молча. Вместо этого я нажала выпуклость на горле, переведя вживленный микрофон в режим «разговор».
— Адмирал! — позвала я.
— Эй? Что такое?
— Адмирал, расскажите о каком-нибудь вашем поступке, которым вы гордитесь.
— Господи, Рамос, разве можно отвлекать человека в такой момент?
— Расскажите о чем-нибудь, чем вы гордитесь. Я хочу знать, чего вы добились в жизни. Мне предстоит умереть за вас, и я хочу знать, кто вы такой. Если вообще есть какой-то смысл в смерти, то стоите ли вы того, чтобы за вас умереть?
Чи ответил не сразу. Через микрофон в шлеме я слышала дыхание Яруна. Звук был немного похож на храп; его губы слегка вибрировали, когда он делал вдох.
Я спрашивала себя, почему Ярун подключился. Может, тоже хотел что-то сказать? И если это так, то кому — мне или адмиралу?
ТО, ЧЕМ МОЖНО ГОРДИТЬСЯ
— Больше всего я горжусь, — произнес наконец Чи, — своей шпионской сетью.
— Шпионской сетью? — переспросила я. — О чем вы? Лига Наций принудила всю галактику жить мирно. У нас нет войн. У нас нет врагов.
— Зато у нас полно некомпетентных людей, Рамос. На каждой планете, каждой колонии, на каждом дальнем мире гражданская администрация страдает той же самой болезнью, что и внеземной флот: те, кто занимает руководящие посты, — сплошь Проупы и Хакви. Администраторы вроде этой Проуп всаживают деньги граждан в эффектные проекты типа возведения таких огромных зданий, что это приводит к континентальному сдвигу… И никто не помнит о туалетной бумаге. Или пище. Или воздухе.
Администраторы вроде этого Хакви тратят большую часть времени на политические маневры, демонстрацию пренебрежения по отношению к соперникам, самолюбование и обустройство собственных уютных гнездышек… с тем же результатом. Нет туалетной бумаги. Нет воздуха. Пока все эти мелкие деспоты варятся в собственном соку, отпихивая друг друга, никто и не думает о том, чтобы делать какие-то там запасы. Расписание поставок составляется скверно и трещит по швам; растения гибнут; вода очищается все хуже и хуже.
Вот почему на всех мирах Технократии я внедрил своих шпионов — отставных разведчиков. Разведчики — последний бастион компетенции нашей цивилизации, Рамос, и я не боюсь утверждать это. Они — единственные во всей Технократии, кто работает, что называется, без страховочной сетки. Все остальные в наше время могут позволить себе роскошь разыгрывать мелодрамы: прикидываться «звездами» какого-то шоу, где есть хорошие парни и плохие парни, победители и проигравшие. Все остальные могут позволить себе притворяться, будто это игра. На улицах безопасно, правительства не имеют права допускать, чтобы люди голодали… Разведчики — единственные люди, которые до глубины души понимают, что от смерти защищают не удача, не положение, но лишь постоянное внимание к важным деталям.
Ну, мои разведчики доносили мне, если водопроводная вода приобретала ржавый оттенок, или воздух превращался в смог, или на складах не хватало апельсинов, чтобы предотвратить цингу. Эти предупреждения давали Адмиралтейству реальный шанс исправить ситуацию… потому что, как тебе известно, гражданские власти на большинстве планет одинаковы. Рвущиеся к власти паразиты, чей единственный талант сводится к завоеванию голосов избирателей, но уж никак не к принятию разумных решений. Когда что-то идет не так, можешь не сомневаться — эти проклятые администраторы скорее согласятся увидеть весь свой мир умирающим с голоду, чем признать, что они лично допустили промашку.
— Вы говорите о своих шпионах в прошедшем времени, — заметил Ярун.
— Это я теперь в прошедшем времени. Когда меня не станет, кто будет всем этим заниматься? Какая-
