Какая мерзость! Хуже того, на полках были и чашки, большие костяные чашки, похожие на черепа. Характерные для черепов отверстия и выпуклости на них отсутствовали, однако форма и размер в точности соответствовали полусгнившей волчьей голове, которую я нашла в лесу, когда мне было двенадцать. Имелась тут и другая кухонная утварь узнаваемого типа, тоже костяная – ложки, лопаточки и тому подобное – плюс различные предметы, назначения которых я не понимала. Одни длинные и тонкие, другие – в виде коробок, а несколько вообще такой странной формы (все в причудливых завитушках, шипах и шишках), что возникала мысль, будто они здесь не для пользы дела, а в качестве абстрактных скульптур, или, может, просто их тут нечаянно позабыли.
Ладжоли взяла с костяной полки костяной нож и поставила на костяной столик три костяных котелка. Где тут у них пищевой синтезатор, догадаться было невозможно, но я предположила, что проблема приготовления пищи сводится просто к нажатию торчащих из стен выступов. Рядом с краном для воды выделялся особенно заметный выступ – зеленоватого цвета, размером с капусту; он был похож на отросток ткани заретты. Наверно, на нем есть маленькие вмятины, подумала я, типа кнопок, с помощью которых можно указать, какую еду желаешь… поэтому я не слишком удивилась, когда Ладжоли взялась за этот бугор.
Зато я
– Что ты делаешь? – в ужасе воскликнула я.
– Готовлю ужин. – Она понюхала зеленый ломоть. – Пахнет прямо как чойлаппа… так называется глазированная грудная железа орта, запеченная с разными дивианскими овощами. Конечно, это – всего лишь смесь простых аминокислот и минералов… самых основных. Их способно переварить любое существо из тех, с кем нам приходилось сталкиваться, независимо от структуры его ДНК.
– Я не способна это переварить! Это же часть моей подруги!
– Да.
– Ты отрезала это от ее тела!
– Да.
– Это мясо заретты!
Ладжоли перевела взгляд с меня на зеленоватые ломти в котелках.
– Ну, не то чтобы мясо… Это особая ткань, которую заретта специально отращивает, чтобы пассажиры могли отрезать ее и съесть. Она растет так быстро, что может обеспечить ежедневное трехразовое питание для восьми человек… а что остается, мы снова скармливаем «Кусаке». Каждый раз пище искусственно придается новый запах и вкус, и хотя это дивианская кухня, людям она обычно нравится. Нам приходилось есть некоторые блюда homo sapiens – отвратительные, противоестественные на вкус! – но если ты подождешь с полчаса, приправы выдохнутся и никакой остроты в еде не останется. Не слишком вкусно, но по-прежнему питательно.
Поощряя меня есть фальшивой улыбкой, она вручила мне один из котелков. Зеленый холмик в ней имел цвет сырых овощей и текстуру наполовину обглоданного пумой мертвого кролика.
– Это часть моей подруги, – повторила я. – К тому же еда непрозрачна.
Я поставила котелок на столик.
– Ох, дорогая, – пробормотала Ладжоли. Она перевела виноватый взгляд на мой живот; наверное, представила себе, как будет выглядеть мое прекрасное стеклянное тело, если я съем эту зеленую гадость. Она сможет разглядеть ее у меня во рту в процессе жевания и в пищеводе, когда я проглочу эту «пищу». А потом лохматый ком, так же различимый для постороннего взгляда, повиснет у меня в животе, после чего пройдет все остальные стадии переваривания и выделения. Не слишком аппетитное зрелище – ни для Ладжоли, ни для меня. От этого просто вывернет наизнанку!
На Мелаквине у нас такой проблемы не существует. Наши синтезаторы создают исключительно прозрачную еду, химический состав которой так искусно продуман, что она остается невидимой внутри тела на всем пути от начала до конца пищевого тракта. Ученые из числа людей говорили, что биохимия этого процесса чрезвычайно сложна; но, честно говоря, мне непонятно, в чем тут проблема. Если не хочешь, чтобы внутри тебя что-то болталось, просто не ешь непрозрачную еду, и все будет в порядке.
– Не знаю, что и сказать, – продолжала Ладжоли. – Другой еды на нашем корабле нет. Она тебе не причинит вреда…
– Ну да. Просто я буду ужасно выглядеть… и глупо.
– Можно надеть что-нибудь, – предложила она. – Прикрыть то, что будет происходить у тебя внутри. – Она сделала шаг в сторону двери. – У меня тут не слишком большой гардероб, но что-нибудь мы наверняка подберем. Мы с тобой… ну, примерно одного роста.
– Зато комплекция у нас
Это не в полной мере соответствовало действительности. Прежде всего, я еще не примеряла куртку и не могла с уверенностью утверждать, что «она мне в самый раз»; и, кстати, даже не очень понимала, что означают эти слова, поскольку никогда прежде не носила одежды. Однако по размеру я была ближе к людям-разведчикам, чем к этой мускулистой женщине. Без сомнения, куртка, оставшаяся на мостике, подойдет мне лучше любой одежды Ладжоли.
А что касается отсутствия аппетита… я пока не настолько изголодалась, чтобы есть часть «Кусаки» (в особенности зеленую), и все же ощущала нарастающий голод. Проведя четыре года в Башне предков, я накопила приличный запас энергии, но он будет быстро иссякать теперь, когда я поднялась и стала двигаться. Фосфоресцирующее мерцание плесени не могло подкормить меня; следовательно, совсем скоро мне потребуется твердая пища, а иначе я могу впасть в кому.
Ладно, так и быть, схожу за курткой и прикрою свой пищеварительный тракт.
Ладжоли подождала еще немного, в надежде, что я все же поем. Потом пожала плечами, достала из своего котелка зелень и откусила.
