специальностями: астроному, астрофизику не обязательно знать биологию, медицину, строитель паровозов или мостов, вероятно, может не знать этнографию или зоологию.
Литератор должен знать если не всё, то как можно больше об астрономе и слесаре, о биологе и портном, об инженере и пастухе и т. д. Недостаточно сказать о клопе, что он — красный или рыжий, как обычно говорят наши литераторы о врагах пролетариата. Хорошо знают и понимают писатели некоторые старинные афоризмы, вроде: «Ты — царь, живи один». А афоризмишко — неверный. Цари окружали себя великим множеством разнообразных слуг. В подражание царям литературные бароны тоже пытаются обставлять себя кое-какой челядью. Не вычеркнут из обихода писателей другой древний афоризм — «искусство для искусства», и некоторые искусники пытаются фабриковать рафинированную литературу, подражая, например, Дос-Пассосу, неудачной карикатуре на Пильняка, который и сам достаточно карикатурен. Всё ещё спорят о якобы существующем противоречии между формой и содержанием, как будто возможна некая форма, лишённая содержания. Например, пушка, сделанная из воздуха, — хотя и воздух тоже есть нечто материальное, — не пушка, стреляющая настоящими боевыми снарядами. Чем серьёзнее социальное значение материала, тем более строгой, точной и ясной формы он требует, — мне кажется, это давно пора понять.
Весьма многие литераторы нимало не заботятся о том, чтобы произведения их разума и пера были сравнительно легко доступны пониманию читателя, — на это я неоднократно и вполне безуспешно указывал. Если сказать даже незаслуженному литератору: «Товарищ, а ведь вещь плоховата!» — он сердится, бежит куда-то жаловаться, и является статья, доказывающая, что означенный литератор гениален. Есть и такие, которым кажется, что если «так было», то, наверное, «так и будет», они чрезвычайно охотно роются в грязи прошлого и, находя ещё некоторые остатки её в настоящем, не без удовольствия подчёркивают сходство между вчера и сегодня. Создаются группочки взаимно симпатичных, порочат группочку антипатичных, им, последним, отвечает тем же и «Литературная газета», и называется этот неприличный кавардак «литературной жизнью».
Так как истина познаётся из сопоставления «противоречий», — я, конечно, не против группочек в том случае, когда каждая из них создана под влиянием однородного опыта и стремится не командовать, не властвовать, а противопоставляет сумму своего опыта какому-то иному и делает это честно, с целью достичь некоего высшего идеологического единства, необходимого союзу литераторов.
Скажут: «Начал за здравие, а кончил за упокой». Весьма похоже, а всё-таки не совсем. Ибо литература есть дело, а в нашей стране, в наших условиях — даже великое дело. Затем сила жизни такова, что я верю: упокойники могут воскреснуть.
Дорогие товарищи! Вы живёте в атмосфере коллективного труда масс, изменяющего физическую географию земли, вы живёте в атмосфере небывалой, изумительно дерзко и успешно начатой борьбы с природой, — в атмосфере, которая перевоспитывает вредителей, врагов пролетариата, закоренелых собственников, «социально опасных» в полезных, активных граждан. Может быть, и для вас, товарищи, уже наступило время перевоспитаться в подлинных мастеров своего дела, в активных сотрудников пролетариата, который работает на свободу, на счастье пролетариата всех стран?
Есть кочка зрения и точка зрения. Это надобно различать. Известно, что кочки — особенность болота и что они остаются на месте осушаемых болот. С высоты кочки не много увидишь. Точка зрения — нечто иное: она образуется в результате наблюдения, сравнения, изучения литератором разнообразных явлений жизни. Чем шире социальный опыт литератора, тем выше его точка зрения, тем более широк его интеллектуальный кругозор, тем виднее ему, что с чем соприкасается на земле и каковы взаимодействия этих сближений, соприкосновений. Научный социализм создал для нас высочайшее интеллектуальное плоскогорье, с которого отчётливо видно прошлое и указан прямой и единственный путь в будущее, путь из «царства необходимости в царство свободы». Успешный ход работы партии, созданной политическим гением Владимира Ленина, убеждает пролетариат всех стран и даже здравомыслящих людей, классово чуждых пролетариату, что путь из «царства необходимости в царство свободы» — не фантазия. Предсмертная судорога буржуазии, именуемая «фашизм», и особенно страшноватая агония буржуазии германской, ещё более убедительно говорит: путь пролетариата правилен. Железная воля Иосифа Сталина, рулевого партии, превосходно справляется с уклонами от прямого курса и весьма быстро вылечивает от всяческих «головокружений» команду партийного судна. Ко всему этому надобно добавить, что всё более решительно и успешно «история работает на нас».
Это — оптимизм? Нет. Нужно хорошо видеть все подлости и гадости, которые извне угрожают нам, первому в истории человечества государству, которое строится пролетариатом-диктатором на основе научного социализма. Нужно безжалостно и беспощадно бороться против всего, что враждебно основной цели пролетариата и способно задержать его культурно-революционный, социалистический рост. И нужно твёрдо знать, что хотя в некоторых странах движение пролетариата к власти задерживается, всё-таки нет сил, которые могли бы остановить его. Наша система политического воспитания масс есть система воспитания правдой, против которой капитализм может возразить только силою оружия, но — оружие находится в руках пролетариев. Позорная гражданская смерть «вождей» немецкой социал-демократии — самоубийство трусов, испуганных ростом революционной правды.
На примере педагогического опыта Беломорско-Балтийского канала, Болшевской и других колоний этого типа мы, литераторы, должны понять, какие блестящие результаты даёт наша система воспитания правдой и как велика сила этой единственной, подлинно революционной правды. Но к этой теме я вернусь в другой статье, а теперь снова возвращусь к литературе. Для наших писателей жизненно и творчески необходимо встать на точку зрения, с высоты которой — и только с её высоты — ясно видимы все грязные преступления капитализма, вся подлость его кровавых намерений и видно всё величие героической работы пролетариата-диктатора. Подняться на эту точку можно, только освободясь от профессиональной, цеховой, бытовой паутины, которой мы потихоньку оплетаем сами себя, может быть, не замечая этого. Надобно понять, что бытовщина способна превратить нас в паразитов рабочего класса, в тех общественных шутов, какими всегда было большинство писателей буржуазии.
Тревога, которая вынуждает меня говорить так, испытывается не только мною, она знакома Николаю Тихонову, одному из талантливейших наших литераторов, автору статьи о «равнодушных», она чувствуется в дружеских беседах с наиболее чуткими из литературной молодёжи — той, которая искренно и живо озабочена судьбой литературы и понимает её культурно-воспитательное значение. Тревога эта объясняется и равнодушным отношением литераторов к работе по организации всесоюзного их съезда. Есть вопрос: с чем явятся литераторы центра пред лицом сотен писательской молодёжи областей и республик? О чём они будут говорить с молодёжью? Возможно ожидать, что бывшие рапповцы ещё раз публично покаются в ошибках своих и, несмотря на покаяние, бывшие их враги, друзья и единомышленники ещё раз подвергнут их суровой критике, которая, будучи не в силах чему-либо научить, оказалась вполне способной возбуждать некоторые либеральные надежды и усиливать безответственность некоторых сочинителей.
Недавно, на днях, пред членами оргкомитета был поставлен вопрос: что сделали они для подготовки всесоюзного съезда? Внятного ответа они не могли дать, хотя вопрос-то ведь касался их «кровного» дела.
Их умение произносить длинные и тусклые речи обнаружило явное малокровие, анемию мысли. Некоторые из них демонстративно гуляли мимо беседующих, любуясь дрянненькой погодой и, видимо, уверенные в том, что при всех условиях они останутся гениями. Ни один из них не пожалел о том, что у него не оказалось времени побывать на стройке Беломорско-Балтийского канала, никому не известны результаты двухлетней работы крупнейшего гидрографа и гидроэлектрика, инженера Анджелло Омодео в Закавказье и на Кавказе, в Средней Азии, в Сибири, никого не интересует, в каком положении находится дело создания грандиозного института экспериментальной медицины, и вообще ход строительства новой культуры остаётся, видимо, вне круга их внимания, а если они и знакомятся с ним, так только по газетам, а это — пища мало питательная для художников слова. Вот сейчас под Москвой строятся бараки для тысяч рабочих по каналу Волга — Москва. Эти тысячи разнообразных людей — прекрасный материал для изучения. Я не уверен, что кто-либо из «собратьев по перу» обратит внимание на этот богатейший материал.
Я не забываю, что молодая наша литература дала за 15 лет десятки весьма ценных и талантливых книг. Но не забываю и того, что число тем, разработанных в этих книгах, очень не велико и что многие
