Суд последней надежды

Но был ли он на месте убийства, когда оно свершилось? В этом было все дело.

В ходе расследования полиция нашла свидетеля, который видел Джона Доу в некотором отдалении (насколько мне помнится, примерно в миле от места убийства), как раз в то время, когда завыли сирены.

Какие сирены?

Полиция была уверена, что утверждение свидетеля относится к тому времени, когда полицейские машины, включив свои сигналы, мчались по тревожному звонку от соседей Петерсена.

Но что это было за время?

Сначала полиция не могла выяснить, сколько было тогда времени. Затем в ходе судопроизводства все было наилучшим образом перепутано. Осталось только упоминание о полицейских сиренах.

Полиции было известно, в котором часу на участке раздался телефонный звонок. Необходимо было припомнить, что первым на месте происшествия оказался полицейский на мотоцикле. Взволнованные свидетели наперебой говорили ему, что убийца «побежал вот туда», несколько секунд тому назад скрывшись в роще.

Полицейский отрицательно покачал головой: преследовать убийц не входит в его обязанности. Вскочив на мотоцикл, он умчался.

Затем явилась полиция. Выслушав рассказы свидетелей, она в сопровождении ребят отправилась к тому месту, где убийца исчез в кустах. Как вы припоминаете, тут выяснилось, что полицейские забыли свои револьверы, без которых они не рискнули лезть в заросли.

Развернувшись, они направилась в участок, чтобы вооружиться.

Спустя некоторое время, о продолжительности которого полиция умалчивает, приехала «скорая помощь», чтобы забрать Морица Петерсена в больницу.

Словом, по этому кварталу то и дело носилась вереница машин с сиренами, и тот факт, что кто-то из свидетелей видел Джона Доу в каком-то месте, «когда завыли сирены», трудно было считать тем свидетельством, которое может обеспечить надежное алиби. Трудно было представить себе, что полиция могла бы положить время, когда «завыли сирены», в основу алиби. Этот факт сам по себе просто ничего не доказывал.

Что за сирены? Когда они раздались?

Но полиция просто-напросто отпустила Джона Доу, и к тому времени, когда сиэтлская «Таймс» раскопала своего свидетеля, без малейшего энтузиазма отнеслась к необходимости снова вернуться к этому делу.

Да, дело начинало приобретать довольно интересное развитие. Мы в деталях обговорили его с Маклеодом и Магнусоном, и было решено, что первым делом мы постараемся найти Джона Доу.

Как рассказывали жители Спокана, Джон Доу был типичный бродяга, то и дело перебиравшийся с места на место, которому абсолютно не было свойственно постоянство. Он бесследно исчез.

Я отправился в Спокан с Магнусоном и помощником репортера из сиэтлской «Таймс». Раймонд Шиндлер и Шелби Уильямс, управляющий его нью-йоркской конторой, тоже вылетели в Спокан.

Шиндлер, Уильяме и два репортера принялись проверять все данные, пытаясь найти какой-нибудь след, который приведет к настоящему местопребыванию Джона Доу.

Следы были пятнадцатилетней давности, и как часто бывает в такого рода расследованиях, девяносто девять процентов версий вели в тупик.

Им удалось выяснить, что Джон Доу направился в Аризону, после чего на какое-то время исчез. Он оказался в тюрьме, и в дополнение к длинной цепи совпадений, обнаружилось, что он отбывал свой срок в Валла-Валла одновременно с Кларенсом Богги, который должен был провести тут всю жизнь.

Мое писательское воображение было потрясено таким драматическим развитием событий. Представить только, что человек, который на самом деле убил Морица Петерсена, проводит время в тюрьме бок о бок с тем, кто был ложно обвинен в том же самом убийстве. Что он чувствовал, видя его? Как он себя вел? Пытался ли он сблизиться с Богги, завязать с ним нечто вроде дружбы, чтобы посмотреть, как Богги воспринимает свое положение, или же он избегал его? Или он был настолько черств, что вообще не обращал внимания на Богги?

Я решил, что попозже специально займусь этой темой, и если удастся, попробую свести Джона Доу и Кларенса Богги.

Наконец расследовательская группа, окончательно выбившись из сил после долгого кропотливого расследования, нашла возможность дней через тридцать добраться до Джона Доу. Иными словами, они выяснили, где будет к тому времени Джон Доу, и были уверены, что им удастся встретиться с ним.

Поэтому Шиндлер, Шелби и я возвратились домой. Газетчики продолжали заниматься своими делами, и через тридцать дней, выяснив, где находится Джон Доу, обратились в споканскую полицию с просьбой задержать его для допроса.

В то же время нам позвонил Генри Маклеод и выразил желание, чтобы прибыл Леонард Келлер с детектором лжи, который должен был проверить Джона Доу.

Тем не менее оказалось, что это не такое простое дело. Из телефонного описания личности Джона Доу Келлер понял, что, скорее всего, Джон Доу окажется «нелегким субъектом». К тому же Келлер предположил, что Джон Доу просто откажется проходить испытания на полиграфе. Понимая всю важность задачи, Келлер тем не менее не хотел с ходу приниматься за испытания. Он хотел ближе познакомиться с человеком, с которым ему предстояло иметь дело, и ознакомиться с ситуацией во всех подробностях.

В то время «Аргоси» уже израсходовал на дело Богги довольно много тысяч долларов, но перспективы казались не очень обнадеживающими. Детище журнала, «Суд Последних Надежд», требовал немалых расходов, но никто из нас не мог с уверенностью сказать, волнует ли по-настоящему читателей журнала судьба невинного человека, сидящего в тюрьме, или же они просто хотят дождаться конца «истории».

Расследователи отдавали делу все свое время, но разъезды и траты требовали все больших расходов. Буквально месяц за месяцем мы работали не покладая рук. Счета за междугородние переговоры и телеграммы достигали фантастических сумм.

К тому времени, когда Джон Доу был задержан, «Аргоси» из Нью-Йорка вел телефонные переговоры с Леонардом Келлером в Чикаго, а я поддерживал непрестанную связь с Сиэтлом.

Оглядываясь на проделанную работу, нам казалось невероятным, что мы можем обмануть ожидания читающей публики Америки.

Позже выяснилось, что читатели по всей стране следили за развитием дела Богги, что они действительно принимали близко к сердцу судьбу невиновного человека, который продолжал сидеть в тюрьме по ложному обвинению.

Но в то время нас это не волновало. Мы шли своим путем. Волна общественного одобрения, которая должна была бы устранить все наши сомнения, в то время только начала формироваться. Мы не представляли, какую мощь она наберет.

К тому времени споканская полиция объявила: она хотела убедиться, что свидетель, найденный сиэтлской «Таймс», сможет опознать оружие убийства, которое, как помнится, он держал в руках пятнадцать лет назад. С тех пор он его не видел.

«Таймс» согласилась доставить свидетеля в Спокан, где ему должны были предъявить вещественное доказательство.

К его появлению споканская полиция выложила перед ним целую коллекцию сходных предметов и попросила свидетеля показать то, что он видел пятнадцать лет назад.

В деле Богги мы получили еще одно доказательство, в существование которого трудно было поверить: свидетель тщательно осмотрел разложенные перед ним предметы и в конце концов указал на то самое оружие, которым пятнадцать лет назад был убит Мориц Петерсен.

— Вот оно, — коротко сказал он.

И он был прав.

Опознание ни в коей мере не было результатом счастливого стечения обстоятельств. К счастью, свидетель оказался одним из тех исключительно тщательных в своих наблюдениях людей, которые с большой ответственностью оценивают все, что предстает перед их взором. Более того, оружие убийства обладало специфической особенностью, которая ускользнула от внимания полиции Спокана, но