вооружением и т. д.).
Окружной прокурор остановил тут свою машину. Из кустов вышли двое.
— Вы окружной прокурор? — спросил один из них.
— Да.
— Я Джон Брайт. А это Кок.
Окружной прокурор распахнул дверцу машины.
— Садитесь, — сказал он.
Двое мужчин оказались внутри машины.
— Ложитесь на пол, — сказал прокурор и накинул на них одеяло.
Обойдя вокруг машины, Дэвис сразу же сел за руль, включил двигатель и направился в Фолсомскую тюрьму недалеко от Сакраменто, гоня машину на предельной скорости. К вечеру Дэвис и Харрис доставили двух заключенных на место.
Это было торжеством сил защиты закона.
Братьям Брайт все же удалось получить послание от прокурора. Восемнадцать дней они прожили в горах, ускользая от облав, которые шли по их следам, скрываясь от волкодавов, самолетов, индейцев- следопытов, и тем не менее продолжали существовать.
Узнав, что окружной прокурор хочет встретиться с ними, они вернулись, хладнокровно проложив путь сквозь цепь облавы (не надо забывать, что в ней участвовали не любители, а лучшие охотники и следопыты, которых удалось привлечь шерифу) и при свете дня эти два человека, жизни которых висели на волоске, вылезли из кустов, зная, что тут сборный пункт всех участников облавы, и сдались окружному прокурору и доктору Харрису.
Окружной прокурор понимал, на какой он идет риск, действуя подобным образом. Как потом станет ясно, он на самом деле был отважным человеком, готовым пожертвовать своей политической карьерой, если этого требовали его обязанности.
Доктор Харрис был одним из тех людей, которые составляют становой хребет любого общества. Он отправился с Дэвисом в качестве простого гражданина, чтобы оказать ему моральную поддержку и убедиться, что договоренность будет честно соблюдаться.
Возбуждение народа было столь велико, что если бы машина прокурора была бы остановлена где- нибудь в пределах графства Сискийу, Брайтов, вне всякого сомнения, линчевали бы, а если Дэвиса и доктора Харриса не постигла бы та же судьба, им бы все равно крепко досталось.
Но поговорив с этими людьми, я понял, что толпа могла добраться до братьев Брайт только через трупы их сопровождающих — двух граждан, которые твердо решили, что братья Брайт должны быть преданы объективному суду.
К моменту начала нашего расследования Дэвис уже скончался, и доктор Харрис, который продолжал стоматологическую практику в Иреке, тоже недавно умер.
Можно себе представить, что почувствовал шериф, когда узнал, что братья Брайт в безопасности и находятся в тюрьме штата. Они убили двух полицейских, они сделали посмешищем участников облавы, водя их за нос восемнадцать дней, а затем, нанеся ко всем этим оскорблениям еще одно, невозмутимо прошли сквозь все кордоны и сдались окружному прокурору.
Изложение точки зрения окружного прокурора не заставило себя ждать.
Он отказался выдвигать обвинение. Он сказал, что братья Брайт, если даже они и делали все, что рассказывал Бейкер, действовали в пределах необходимой самообороны. Такое заявление, конечно, было предзнаменованием политической смерти окружного прокурора. В графстве взметнулась волна эмоций.
Тем не менее, окружной прокурор Дэвис считал, что предыдущий суд Линча в графстве был пятном на его честном имени и вопиющим нарушением закона. Он чувствовал, что с этим надо как-то бороться.
Такая его точка зрения не пользовалась популярностью.
5 сентбяря 1936 года в ирекском «Журнале» появилась редакционная статья, в которой, в частности, утверждалось:
«Как долго будет продолжаться эта комедия в офисе окружного прокурора? Неужели эти разговоры о линчевании, которые носятся в воздухе, помогут прокурору предотвратить чьи-то действия? Его заявление после линчевания Клива Джонсона, что он привлечет к ответственности виновных, могут, в конце концов, сыграть роль ведра с бензином, которым он старается затушить ревущее пламя общественного негодования!»
Когда Брайты, наконец представ перед судом, попросили перенести слушание дела в другой судебный округ из-за неприязненной общественной атмосферы, они встретились с враждебностью людей, которые заявили, что нет причин на земле, которые могут помешать беспристрастности суда над Брайтами здесь, в графстве Сискийу. Да, в свое время существовало общественное негодование, но «теперь все успокоилось» и люди хотят всего лишь беспристрастного суда. Они хотят, чтобы закон вступил в свои права.
Итак, окружной прокурор отказался выдвигать обвинение. Большое жюри вынесло ему порицание, и был назначен специальный прокурор, который принялся составлять обвинение.
Помощник прокурора, человек по имени Корейа, без особой охоты взял на себя эти обязанности, но тем не менее он должен был получить информацию о том, как представлял суть дела Бейкер и что, по его мнению, говорили Брайты.
30 декабря 1937 года, когда Брайтам уже был вынесен приговор по обвинению в убийстве первой степени, Корейа, в частности, сообщил расследовательскому комитету при губернаторе:
«Я не думаю, что они лично достойны осуждения, ибо осуждения достойно общество в целом. В свое время нам уже пришлось иметь дело с типом, который вел себя подобным же образом, когда напивался. Грубость и жестокость никогда не покидали их. Конечно, когда такие люди попадают в переделку, то идут уже до конца. Жестокость — их естественное свойство.
Окружной прокурор сделал заявление, которое передал в местную прессу. Оно привлекло всеобщее внимание. Я думаю, каждому прокурору было бы полезно прочитать и почаще перечитывать его, для чего текст заявления необходимо повесить в рамке на стену своего служебного кабинета.
Джеймс Дэвис сказал:
«В своем стремлении найти правду, отбрасывая нагромождения лжи, окружной прокурор должен руководствоваться только доказательствами, которые имеются в его распоряжении. Его дело — выявлять правду, и даже учитывая склонность человека к ошибкам, он должен стремиться только к истине. Прокурор, выдвинутый народом на этот пост, должен защищать конституционные права граждан старательно и самоотверженно. Любую ситуацию он должен оценивать только с точки зрения закона, и кто бы ни был убит, каково бы ни было возбуждение толпы, прокурор не должен уступать, когда его толкают на очередное нарушение закона, — пусть даже он будет одинок в своем убеждении, пусть даже его сочтут непригодным для этого поста. Он дал клятву соблюдать конституцию этой страны, этого штата, что требует от него неуклонного следования закону, и любая другая позиция приведет к предательству истины и справедливости».
Окружной прокурор утверждал, что и первая история, рассказанная ему Бейкером, и дальнейшие детали, когда позднее он подробно расспрашивал его, доказывали, что Брайты действовали в состоянии необходимой самообороны, но к тому времени, когда Бейкер излагал свою историю перед большим жюри, он изменил некоторые факты и добавил новые, чтобы внести в повествование элементы убийства первой степени.
Тем не менее в деле были данные, говорящие то ли о том, что при сборе доказательств оказывалось определенное давление, то ли, что деятельность шерифа по их сбору оставляла желать лучшего. Те факты, которые не отвечали точке зрения обвинения, просто не фигурировали в деле.
Обвинение было убеждено в том, что все пули из ружья Брайтов 30-30, включая и те две, что попали в голову Мартина Ланга, были выпущены с целью хладнокровного убийства, потому что, например, когда Ланг уже лежал на земле, ему прострелили ногу.
Но некоторые факты никак не согласовывались с этой концепцией.
Во-первых, если пуля калибра 30-30 входит человеку в лоб, она вдребезги разносит затылочную кость. Во-вторых, совершенно абсурдно предположение, что следы двух пуль, пробивших голову, могут быть совершенно параллельны и к тому же оставить в целости затылочную кость.
