из стальных брусьев. И если бы даже им удалось справиться с запорами и оказаться во дворе, невозможно было одолеть тридцатифутовые стены, залитые светом и просматривающиеся с вышек, на которых вооруженные стражники только и ждали возможности подстрелить любого заключенного, который оказался бы во дворе вне строго определенного времени прогулок.
Доктор Балди рассказывал мне об этой беседе с Саттоном. Вот что он поведал мне:
— Должен сказать вам, мистер Гарднер, что Вилли сидел как раз в этом кресле, где сейчас сидите вы. Я стоял вот здесь. Я сказал ему:
«Вилли, вас прислали сюда, потому что вы вечно пытаетесь бежать. Забудьте об этом, потому что отсюда сбежать невозможно. Никто не пробовал это сделать и никому не удастся. Я не собираюсь ставить вам в вину ваши прошлые подвиги. От вас требуется всего лишь подчиняться правилам этого учреждения, и к вам будут относиться, как и ко всем прочим заключенным. Я не собираюсь усложнять вам жизнь».
Вилли посмотрел на меня, усмехнулся и ничего не сказал.
«А теперь, Вилли,— сказал я ему, — я познакомлю вас с нашими правилами, чтобы вы могли соблюдать их».
Продолжая ухмыляться, Вилли сказал:
«Не утруждайте себя ими, Док. Я не собираюсь долго быть здесь, так что мне не придется их соблюдать».
У доктора Балди были мускулистые руки с толстыми пальцами. Рассказывая мне об этой беседе, он то ломал пальцы, то сжимал их в кулаки так, что белела кожа на костяшках.
Доктору Балди не доставляли никакого удовольствия воспоминания о Вилли (Актере) Саттоне.
Вилли Саттон сбежал из этой тюрьмы. Он оказался единственным человеком в истории этого заведения, которому это удалось, и ни у кого больше не оказалось его отчаянной смелости, решимости и выносливости, тонкого знания человеческой натуры, которые помогли ему разрешить многочисленные загадки и выиграть свою смертельно опасную игру.
Причина, по которой я упомянул историю Вилли Саттона, заключается в том, что она иллюстрирует и ответственность, лежащую на начальнике тюрьмы, и дьявольскую изобретательность заключенных. Среди тысяч из них есть парочка, которой не дают покоя лавры Вилли Саттона. Возможно у него есть тут несколько начинающих Дилинжеров. У него есть и зеленые юнцы. Тут есть и те, которым не стоило бы оказываться в этих стенах, но они были посланы сюда потому, что у какого-то раздражительного судьи было плохое настроение в утро суда или в силу каких-то ошибок тюремной администрации.
Тут же есть и несколько психопатов, которым надо было бы быть в психиатрической больнице. Есть несчастные, которые совершили преступление под давлением обстоятельств или поддавшись эмоциональной вспышке, которая потрясла их до основания. Скорее всего, таким тут не место.
Начальник тюрьмы, который попросил не упоминать его, как-то сказал мне:
— Наказание не должно иметь какой-то фиксированный срок. Оно должно варьировать исключительно в зависимости от качеств личности.
Почти в каждом случае приходит время, когда заключенный искренне раскаивается в своих поступках и чувствует, что если ему представится возможность, он будет вести нормальную жизнь. Это не просто благие пожелания. Приходит время, когда наказание сыграло свою роль, и человека грызет совесть, потому что у него было вдоволь времени поразмышлять над своим положением и понять, что преступление не окупается, и первым делом, выйдя из тюрьмы, он позаботится о том, чтобы держаться от нее как можно дальше.
Вот тогда человеку можно даровать условно-досрочное освобождение. Вот тогда приходит время представить ему шанс вернуться к нормальной жизни.
Но уловить этот момент удается довольно редко. Отдел помилований долго и тщательно изучает дело. Заключенного то вызывают, то возвращают снова.
Когда человек слишком долго сидит в тюрьме, наказание начинает подавлять его. У него появляются горечь и озлобление. Но если его выпустить слишком рано, он выйдет в убеждении, что не так уж и плохо провел время даже в тюрьме. Или, допустим, вы выпускаете его на свободу, когда ему искренне кажется, что он раскаялся, но на самом деле он не проникся им до глубины души.
Конечно, и помилование, и условно-досрочное освобождение выдвигают целый ряд проблем.
Лучше выпустить человека из тюрьмы до истечения его срока, чем ждать, чтобы он отсидел его «от звонка до звонка». Это справедливо, несмотря на риск, который связан с таким подходом.
Причина его очевидна.
Даже не обращая внимания на то, насколько опасен этот человек, на то, сколько он может доставить в будущем неприятностей, лучше скостить год или два от его срока, так как у вас есть возможность контролировать его действия. Отбыв приговор, он выходит из стен тюрьмы свободным человеком, и общество теряет его из виду.
Специалисты, занимающиеся условно-досрочным освобождением, понимают, что даже самым трудным преступникам надо дать шанс вернуться в общество, доверяя им. Работники тюрем понимают это. Может быть, даже газетчики. Но только не читатель газет.
И когда закоренелый преступник совершает очередной налет и репортеры выясняют, что он был условно-досрочно освобожден, газетные заголовки в голос кричат: «ПРОЩЕННЫЙ УБИЙЦА НАПАЛ НА ВЛАДЕЛЬЦА ВИННОГО МАГАЗИНА!».
Никто не говорит о преимуществах, которые каждый день демонстрирует наша система такого освобождения. Конечно, ведь в этом нет ничего захватывающего. Никаких сенсаций.
Никто не утруждает себя указанием на то, что досрочно выпущенный преступник, снова совершивший правонарушение, так и так вот-вот должен был выйти из тюрьмы по истечении срока наказания. Но зато полно намеков на то, что эти идиоты беспричинно освободили убийцу.
Все это заставляет с нескрываемым предубеждением относиться к системе условного освобождения.
Не собираюсь утверждать, что в ней совершенно нет недостатков.
И тут снова нам приходится бороться с самыми разными условиями. Есть такие отделы, которые решительно отвергают все просьбы об условно-досрочном освобождении или помиловании под тем предлогом, что «нам хотят сесть на голову». Встречаются и такие работники в этих отделах, которые считают своей единственной задачей продержаться до следующих выборов, когда будет оценена их верная служба. У них нет никакого желания заниматься своими обязанностями. Они хотят только удержаться на волне политического успеха.
Те заключенные, которые не могут обратиться за помощью, обратить на себя внимание общества, вызывают у таких чиновников презрительно-высокомерное отношение. Публика, конечно, ни о чем не подозревает. Губернатор занят тем, что оплачивает политические долги.
К счастью, такое отношение уже уходит в прошлое. Многие губернаторы начинают уделять больше внимания этим проблемам.
Общество должно протягивать руку помощи человеку
И снова мы спотыкаемся о препятствие.
Кто-то пустил в ход фразу: «изнеженные преступники», и она стала достаточно популярной.
Время от времени тюремной администрации напоминают, что их подопечные оказались в тюрьме для «наказания». Смысл ее в том, что заключенные должны в первую очередь подвергнуться наказанию, а затем, может быть, имеет смысл подумать об их реабилитации.
Не имеет смысла таким образом смешивать эти два понятия. Начальник тюрьмы готов делать то, чего от него требует публика. Беда в том, что общество хочет, чтобы человек в тюрьме испытывал всю тяжесть наказания, но чтобы из ворот тюрьмы бывший зэк выходил образцовым гражданином.
Это похоже на то, что человека заставляют есть, стоя на голове, и удивляются, почему он не поправляется.
Многие из обитателей тюрем могли бы вернуться в общество, если бы больше внимания уделялось вопросам их реабилитации и меньше — обеспечению безопасности.
Мой друг Арт Бернард, начальник тюрьмы штата Невада в Карсон-сити, представляет собой уникальное явление.
