службу, проходили исключительно жесткое тестирование. Кандидата, например, спрашивали, как перекачать горючее из носовой дифферентной цистерны в уравнительную цистерну, как продуть воду из труб носовых торпедных аппаратов, и даже о том, как промыть гальюн дифферентным насосом. И если вы думаете, что такую пустячную вещь, как промывание гальюна, сделать ничего не стоит, позвольте мне процитировать инструкцию по его промыванию на подводной лодке «Уаху».
«Прежде чем пользоваться, убедитесь, что откидной клапан «А» закрыт, задвижка клапана «С» в отводной трубе по линии подачи открыта, клапан «D» по линии подачи воды открыт. Затем откройте следующий за бачком клапан «Е», чтобы пустить необходимое количество воды. Закройте клапаны «D» и «Е». После использования потяните за рычаг «А», отпустите рычаг «А». Откройте клапан «С» по линии подачи воздуха. Подайте задвижку воздушного клапана «F» к борту, чтобы загрузить мерительный сосуд до десяти фунтов выше давления на уровне моря. Откройте клапан «В» и подайте задвижку воздушного клапана от борта, чтобы выдуть все за борт. Закройте клапаны «В», «С» и «G».
Все эти подробности были важны. Придет время, в период моей службы на другой подводной лодке, когда трудности с клапаном в носовом торпедном отсеке станут причиной одного из самых потрясающих случаев проявления мужества. О лейтенанте Рексе Мерфи будет подробно рассказано ниже.
Никогда еще в своей жизни я столько не работал, как во время строительства, ввода в строй и испытаний «Уаху». Мы проживали на втором этаже небольшого деревянного административного корпуса на кораблестроительном заводе ВМФ. Это строение постройки времен Первой мировой войны. В этом пропахшем дизельным горючим, маслом и потом усталых моряков помещении с несколькими столами, пишущей машинкой и телефоном размещался мозговой центр экипажа подводной лодки, откуда осуществлялся контроль за ее строительством.
По мере того как на борт прибывал экипаж, по нескольку человек одновременно, к нашей работе добавилась обязанность его подготовки. Помимо этого, конечно, нам приходилось приводить в порядок бумаги, коды и карты и проверять каждую деталь машинного оборудования. В этот период верная служба помощника корабельного врача по имени Линде оказалась как нельзя кстати. Официальное одобрение принесло ему одно из достоинств, которое на самом деле могло бы привести его на скамью подсудимых военного трибунала, если бы оказалось в фокусе внимания компетентных людей.
Линде, необыкновенно изобретательный человек, стал нашим неофициальным поставщиком дефицитных вещей. Если нам было что-нибудь нужно и мы не могли получить это по военно-морским каналам, все, что нам оставалось, – лишь предоставить Линде свободу действий и не задавать вопросов, когда он вернется. В данном конкретном случае позарез нужна была деталь для нашего радара. Теперь трудно представить, насколько сверхсекретной была такого рода деталь в том 1942 году, а потому страшно долго длилась процедура ее получения по официальным каналам. Одна из трубок, диаметром в половину футбольного мяча, разорвалась, и нужно было ее спешно заменить, потому что мы были почти готовы к отплытию из Мэри-Айленд. Потребовались бы недели для того, чтобы достать новую трубку в обычном порядке, поэтому мы вызвали Линде, посвятили его в наши нужды и отпустили на весь день.
К ночи он вернулся с трубкой.
Позднее мы в общих чертах узнали, как он это сделал, хотя полагаю, что детали никогда не станут известны. Он добрался до склада военно-морского снаряжения в Окленде, строго охраняемого объекта, куда обычному моряку дорога была заказана, и проник на него. Он нашел нужный пакгауз и получил необходимую нам трубку. Тогда его единственной проблемой было выбраться с ней со склада.
Какому-нибудь иностранному агенту, наверное, понадобились бы месяцы, чтобы подготовить план выполнения этого опасного задания, и все равно он бы провалился. Линде просто завел дружбу с водителем грузовика, возившего безалкогольные напитки, спрятал свою драгоценную трубку среди десятков бутылок кока-колы и вывез ее через главные ворота.
Все же думаю, Линде надо было бы пойти в разведку. Не потому, что он не был отличным моряком, – он им был. Но служба медицинского работника не подходила ему по темпераменту. Из-за этого ему довелось пережить мучительные страдания в третий выход на боевом патрулировании на «Уаху». Однажды на палубе разорвался 20-миллиметровый снаряд и сильно покалечил ногу моряку. Линде позвали, чтобы произвести ампутацию стопы. Он уединился со своим пациентом, долго не выходил, потом вернулся.
– Я не могу этого сделать! – Его душили слезы. – Я не могу этого сделать!
В конце концов он, конечно, сделал операцию, использовав инструмент, похожий на клещи, но наш хирург испытал большую боль, едва ли не большую, чем пациент. Линде был прекрасным бойцом, но не мог выносить вида крови.
Наконец «Уаху» была готова к выходу в море.
Каждый из нас испытывал сильное напряжение. Мы были измотаны сверхурочной работой, неделями недосыпали и постоянно жили с мыслью о том, что впереди нас ожидает великое неведомое. Прошлой ночью, до того, как покинули кораблестроительный завод ВМФ, завершив приемные испытания, мы пришвартовались к причалу в Сан– Франциско, и напряжение оказалось слишком велико для нашего рулевого.
Может быть, мне следует сказать, что процедура снятия напряжения была достойна осуждения. По мере того как приближался день нашего отбытия, моряки вовсю использовали редкую возможность расслабиться – сходили на берег, чтобы накачаться спиртным. В тот вечер рулевой, огромный мускулистый матрос по имени Морган, по ошибке расслаблялся в то время, когда должен был нести вахту на палубе.
Я спал сном вымотавшегося человека, когда услышал, что спустился посыльный и попытался разбудить Дика О'Кейна. Дик и я делили одну каюту, размером примерно с купе пульмановского спального вагона, в которой было три койки. Дик все не просыпался, а я не мог уснуть до тех пор, пока посыльный не угомонится, и сел на койке и спросил его, что случилось.
– Морган на палубе, сэр, – доложил он нервно, – и он стреляет по фонарям на причале из своего «сорок пятого».
Дик продолжал храпеть.
Усталый, злой и несколько встревоженный, я вылез и поднялся на палубу. Морган и в самом деле размахивал своим кольтом, как маленький мальчик водяным пистолетом. Я попытался к нему приблизиться.
– Морган, – сказал я, – отдай мне револьвер.
Он помахал оружием в моем направлении и зверски посмотрел на меня, прямо как киношный злодей.
Я попытался обойти его сбоку, полагая, что если он и в самом деле целится в меня, то смогу столкнуть его за борт и прыгнуть вслед за ним. В Аннаполисе я был в команде пловцов и в тот момент в воде чувствовал бы себя увереннее.
Но кризис, похоже, миновал. Морган примерно через минуту отдал свой револьвер, и я велел ему идти вниз, надеясь покончить с инцидентом.
Но это не удалось. Он направился прямо в столовую команды, которая на подлодке что-то вроде клуба, где в любое время за чашкой кофе сидит компания из двух-трех моряков. Он нашел слушателей и стал разглагольствовать о том, что «Уаху» – вшивая лодка, военно-морской флот – никудышный род войск, а все, кто там служит, – неудачники, и причислял к прочим себя самого. Я вернулся и велел ему уйти. Через несколько минут он вернулся, громко бранясь. Я позвал посыльного, который разбудил меня, и распорядился:
– Доставай наручники.
Мне не доводилось видеть, чтобы на подводников надевали наручники. Но до смерти надоело слышать голос Моргана. Я вывел его на палубу и приковал наручниками к радиомачте, которая высилась на юте, вскрыл пожарный шланг, прикрепил его к насосу и приставил посыльного к шлангу.
– Если только он откроет рот, – сказал я, – направь на него шланг.
Затем я спустился вниз, намереваясь поспать часок, после чего вернуться и отправить Моргана спать.
Проснулся я в семь утра.
Соскочил с койки и бросился на палубу. Морган кулем лежал на палубе перед радиомачтой, руки его распухли и стали вдвое толще. Перед моими глазами пробежали строчки из устава военно-морских сил, особенно те, что требуют распоряжений командира и принятия различных других мер предосторожности,
