хотя изредка я продаю отснятую пленку.
— Тем, у кого нет собственной кинокамеры?
— Нет, — ответила она, — как раз наоборот. Тем, кто привез сюда собственные кино— и фотоаппараты. В подобном месте многим, кто захватил с собой камеру, захочется увековечить свой визит. Человек, приехавший с Востока, обязательно должен показать потом домашним, как выглядит настоящее ранчо на Западе… Понимаете, когда они сами снимают, то, естественно, не могут запечатлеть себя на этой пленке. Поэтому охотно приобретают пленку, где они красуются на столь колоритном фоне.
— Теперь я понимаю. Вижу, вы много думали об этом.
Они молча кивнули головой.
— А было что-нибудь стоящее, крупный заказ, например.
— Вообще-то.., да, — проговорила она, опять с любопытством глядя на меня. — У меня было два таких заказа. Один от страховой компании, которой понадобился один конкретный человек, прыгающий с трамплина, ну, а второй — и это весьма странно — сделал адвокат из Далласа. Представляете, этот адвокат захотел иметь у себя все, что я здесь, на ранчо, наснимала. Ему потребовались все кадры!.. Вот почему я и в этом году приехала сюда. За свои съемки я получила столько, что денег хватило на нынешнюю поездку.
— Вы здорово провернули эту операцию! — воскликнул я.
В этот момент она резко переменила тему разговора, и мы снова принялись болтать об искусстве. У меня сложилось впечатление, что женщина явно испугалась того, что наговорила лишнего.
Она также поведала мне, что занимается портретной живописью, прибавила, что у меня интересное лицо, и принялась вдруг дотошно расспрашивать меня обо всем. Я ответил ей, что в браке не состоял, так как слишком занят, чтобы думать о семейной жизни, потом, сославшись на долгий и трудный день, отправился спать.
Безмолвная пустыня словно накрыла меня широким и мягким одеялом, чистый, прозрачный воздух быстро опьянил, и вскоре я уже крепко спал.
Глава 3
На следующее утро, ровно в семь тридцать, я проснулся от гулких ударов по железному гонгу. В семь сорок пять мальчик-индеец в белой визитке принес мне апельсиновый сок. После того, как в восемь я выпил кофе, в дверь постучалась Долорес.
— Доброе утро, Дональд. Как спалось?
— Лучше не придумаешь.
— Через полчаса состоится конная прогулка с завтраком на открытом воздухе, но если не хочешь кататься, то в любое время можешь поесть в столовой.
— А что за прогулка?
— Она длится минут двадцать, — ответила Долорес. — После нее аппетит просто замечательный. Вас будет ждать походная кухня, вдобавок разведут костер и приготовят кофе, и как только вы прибудете на место, сразу подадут яичницу с ветчиной и гренками; кроме того, предложат пышки с пылу-жару, жареный окорок, сосиски.., и много-много других вкусных вещей.
— Довольно обременительно для лошадей, правда? — спросил я.
— Что?
— Им тяжело будет везти объевшихся гостей.
— О, лошади любят такие прогулки, — рассмеялась она. — Они терпеливо ждут, когда пижоны.., то есть гости насытятся.
— Пижоны? — удивился я.
— Господи, нет, конечно, — смутилась она. — Да это мы их зовем между собой. В глаза так не называем, просто гости.
— Я уже готов ехать, — сказал я. — Ладно, уговорила.
— Ты не пожалеешь.
Вдвоем мы направились туда, где седлали лошадей. Пару раз она как бы невзначай касалась своим бедром моей ноги. Потом, видя, что я реагирую прохладно, проговорила:
— Нам придется часто видеться, Дональд. Сам понимаешь, работы у нас будет полно. После Хелменна Бруно последуют другие, ведь так?
— Много их?
— Думаю, что да.
— В таком случае я хотя бы научусь ездить на лошади.
Она косо посмотрела на меня:
— Ты сможешь научиться не только этому. Перед тобой открывается широкое поле деятельности. Только не ленись получать образование.
Когда мы подошли к конюшне, Бак Крамер смерил меня оценивающим взглядом и спросил:
— Дональд, тебе какую лошадь?
— Самую захудалую.
— Хочешь с норовом?
— Занимайся пока другими, а я возьму, что останется.
— У нас найдется на любой вкус.
— Ну, тогда на твой выбор.
— Вон там стоит гнедая под седлом. Садись и примерь стремена.
Я прыгнул в седло, приподнялся в стременах на пятках, покачался влево и вправо, затем взад-вперед и снова сел. Потом слегка натянул поводья, направил лошадь влево, вправо и после этого слез.
— Полный порядок. Стремена как раз по мне.
— Стремена, но не лошадь, — заметил Крамер.
— В чем дело?
— Ты заслуживаешь лошадь получше. Он кивнул помощнику конюха, тот поднял вверх палец, и через минуту мальчик подвел ко мне перебирающего ногами красавца.
Крамер забросил ему на спину седло и, накинув уздечку, сказал:
— Забирай его, Лэм… Ты где научился ездить?
— Я не езжу… Я просто сижу в седле.
— Каждый бы так сидел! — похвалил он. — Этот конь немного пуглив, поэтому когда заартачится, натяни слегка поводья.
— Понял.
Один за другим стали подходить любители верховой езды из числа отдыхающих, почти всех Крамеру и мальчику пришлось подсаживать.
Мы медленно двинулись по труднопроходимой тропе, на которой можно было различить следы копыт и колес, оставленные тяжелыми повозками. Наш маршрут пролегал среди горных отрогов вдоль каньона, мы направлялись в царство теней. Бак, ехавший впереди, пустил свою кобылу легким галопом.
Городские жители, не привыкшие к передвижению верхом, коленями и ногами крепко обхватили крупы животных, некоторые судорожно вцепились руками в луку седла, а третьи и вообще болтались, как сосиски. Очень немногие держались в седле прямо.
Несколько раз Бак оглядывался назад и внимательно смотрел в мою сторону.
Конь мой ступал на редкость легко. Сидеть в седле было одно удовольствие — точно в кресле- качалке.
Минут пятнадцать мы петляли по пересохшему руслу реки, пока не оказались в поросшей полынью низине, по краям здесь были вкопаны столбы для привязи, а центре находился грубо сколоченный стол. Над костром крепилась решетка с мясом, а колдовал над ней очень старый, весь седой мексиканец в поварском колпаке и белом фартуке. Три или четыре мальчика, тоже из мексиканцев, помогали ему управляться с дюжиной сковородок, дымившихся на огне.
Кряхтя, тяжело вздыхая и шатаясь от непривычки к такому способу передвижения, городские жители собрались вокруг кострища с раскаленными углями, протягивая руки к теплу и постепенно занимая места за большим столом с широкими скамьями.
Все набросились на еду, похватав эмалированные кружки с кофе, сметая яйца, бекон, сосиски и ветчину
