— Вы говорите, что гордитесь отцом, мисс Куинси, и я вам верю. Но в последнее время вы упорно дистанцировались от него. Почему?
Она напряглась,
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Приступы беспокойства. Вы рассказывали мне о них, но у меня сложилось впечатление, что вы не упоминали об этом в разговоре с отцом.
Кимберли снова опустила голову.
— Я не… не знаю. Я говорю себе, что не хочу беспокоиться о нем. Не знаю. Дело, наверное, не в этом. Не хочу, чтобы он видел меня такой нервной, вздернутой… как Мэнди.
Доктор Эндрюс мигнул. Откинулся на спинку стула. Впервые Кимберли показалось, что он чем-то встревожен. Морщины стали глубже, взгляд утратил непоколебимую твердость, и на мгновение профессор стал почти похож на человека.
— Похоже, мне придется признать свою ошибку, мисс Куинси. Наверное, я ввел вас в заблуждение.
— Что вы имеете в виду?
Она села прямее. Сердце снова заколотилось. «Нет. Вы не можете ошибаться», — думала она. Вселяющий в сердца студентов страх профессор не может опуститься до уровня простого смертного. Мир вокруг раскалывался на кусочки, но боги должны оставаться богами.
— Именно я в самом начале приписал ваши приступы беспокойства стрессу, — сказал доктор Эндрюс.
— Я потеряла сестру, разве это не причина для стресса?
— Да, но теперь у нас есть дополнительная информация. Подумайте о том, что сказал ваш отец. Кто-то открыл охоту на членов вашей семьи. Этот кто-то держит вас под наблюдением по меньшей мере два года.
— Да. — Кимберли непонимающе посмотрела на Эндрюса, и вдруг в голове у нее что-то щелкнуло. Кровь отхлынула с лица. О нет! Нет, нет, нет, нет. — То есть когда мне казалось, что кто-то следит за мной… Вы думаете… думаете, это он?
— Вполне возможно, — негромко сказал доктор Эндрюс и мягко, чего она никак от него не ожидала, добавил: — Мне очень жаль, мисс Куинси. Я сделал чересчур поспешное заключение. Кажется, мне пора послушать собственные лекции.
— Он выслеживает меня.
Кимберли испытала двойственное чувство — злость, смешанную с облегчением. Кто-то, неизвестный хищник, вторгся в ее жизнь и начал охоту на нее, как на какую-нибудь овечку. Это злило ее. И в то же время девушке стало легче, потому что угроза оказалась реальной, а не придуманной, она существовала в действительности, а не только в ее голове. Гусиная кожа, мурашки по спине, холодный пот… Теперь все объяснялось реальной причиной, а не игрой больного воображения. Она не сошла с ума. Сильная, логичная Кимберли осталась сильной, логичной Кимберли. Слава Богу…
— Это соответствует его модус операнди [9]? — продолжал доктор Эндрюс.
— Черт бы его побрал! Он преследует меня! Теперь Кимберли разозлилась. Впервые за последние недели щеки ее покраснели, а спина выпрямилась. И это сделал гнев. На нее охотятся? Ну уж нет, она не позволит на себя охотиться. Профессор внимательно посмотрел на нее и, похоже, удовлетворенный увиденным, кивнул.
— Не забыли, о чем мы говорили? Дайте волю любопытству. Поставьте себя на место хищника. Что его заводит? Что возбуждает?
Кимберли перевела дыхание.
— Игра, — сказала она. — Ему нравится играть.
— Это соответствует тому, что мы о нем знаем. Что еще?
— Он не любит убивать быстро. Его интересует не столько результат, сколько процесс. Убийство для него интимный процесс.
— Вы должны его знать. Он не может быть совершенно посторонним для вас человеком.
— Но возможно, я еще не встречалась с ним, — медленно произнесла Кимберли. — Это ощущение, что за тобой наблюдают… Если бы я уже знала его, ему не нужно было бы следить за мной издалека, он ведь уже был бы частью моей жизни.
— Разведка, — предположил доктор Эндрюс. — Когда у вас это началось?
— Несколько месяцев назад. Получается, он изучает меня. Ищет удобный случай.
— Новый приятель?
— Слишком очевидно. Уже отработанный прием. Он испытал его на Мэнди, а потом применил против мамы. Хотя мы считаем, что маму он взял другим: представился человеком, получившим от Мэнди почку.
Доктор Эндрюс качнул головой:
— Блестящий ход.
— У нас в семье я самая сообразительная, — продолжая размышлять вслух, пробормотала Кимберли. — Он знает об этом от Мэнди и мамы. Они ему рассказали. Я серьезная, я всегда хотела работать в правоохранительных структурах. В восемь лет начала заниматься боевыми искусствами, всегда любила футбол и оружие…
Она замолчала — мозг уже установил связь с недавно появившимся в ее жизни человеком. Обаятельный инструктор по стрельбе, человек, начавший работать в клубе примерно шесть месяцев назад. Даг Джеймс.
— Есть идея?
— Не хотелось бы делать скоропалительные выводы.
— Лучше обезопасить себя, чем потом предаваться сожалениям, мисс Куинси.
Она улыбнулась:
— Это первая банальность, которую я слышу от вас, профессор. Даже не ожидала. Впрочем, вполне уместная. Теперь уже улыбнулся доктор Эндрюс.
— Вы уезжаете, да? Полагаю, именно поэтому и пришли. Стратегическое отступление — не самый худший вариант.
— Я еще не знаю, как долго меня не будет.
— Понимаю.
— И не могу сказать, куда уезжаю.
— Разве я спрашивал?
— Вы… Может, вам стоит подыскать другого интерна. Я не стану возражать.
— В такое-то время? Нет. Уж лучше перечитаю собственные записи. Похоже, мне это не повредит. Надо же так ошибиться. Не хватает только увидеть во сне памятник Вашингтону.
— Доктор Эндрюс… спасибо вам.
— Не за что, мисс Куинси. С вами приятно работать. Больше говорить было нечего. Кимберли поднялась.
Протянула руку. Доктор Эндрюс тоже встал. Ей бросилось в глаза, что он очень серьезен.
— Можно один совет?
— Конечно.
— То, о чем вы говорили, мисс Куинси. Этот человек, ваш противник, похоже, специализируется на том, что ставит своей целью отыскание у жертвы слабого места. Обычно это то, чем она восхищается, в чем испытывает потребность. Ваше уязвимое место — вера в силы правопорядка, врожденное уважение и доверие к любому, кто носит значок.
— Поняла.
Кимберли замялась в нерешительности. То, что она собиралась сказать, представлялось полной глупостью. Но промолчать было бы еще большей глупостью.
«День Первый. У меня нет сестры, моя мама убита, а я учусь подвергать все сомнению».
Взгляд Кимберли переместился к окну, теперь уже темному, а не светлому прямоугольнику. Хлопок карбюратора показался ей выстрелом на заполненной людьми улице.