— Он в тире. Занят.
— Даг Джеймс — мой инструктор. Я хочу всего лишь переброситься с ним парой слов.
— Почему бы вам не оставить ему записку?
— Не могу. Мне надо увидеть его лично. Обещаю, это не займет много времени.
Сидевший за столом юнец страдальчески вздохнул. Он был здесь новичком, иначе узнал бы постоянную посетительницу и не стал возводить на ее пути такие препятствия. Сейчас же парень всячески изображал из себя Самого Прилежного Работника Месяца.
Кимберли била нервная дрожь. Терпение было на исходе, и она знала, что если парень не уступит, ей придется просто-напросто свернуть его тонкую шею.
Возможно, эти мысли каким-то образом отразились на ее лице, потому что парень начал посматривать на нее немного нервно.
— Предменструальный синдром, — коротко бросила Кимберли.
Бедняга густо покраснел и поспешно удалился. Хороший ход, надо приберечь на будущее, подумала она.
«День Первый. Поняла, что тоже могу быть маньяком».
Через четыре минуты в фойе появился ее любимый инструктор. Он посмотрел на Кимберли, и у нее снова перехватило дыхание. Даг Джеймс был хорош. Хорош не в банальном смысле слова. Сейчас она смотрела глубже и видела его таким, каким он был в действительности. Немолодой, с растрепанными и выгоревшими на солнце русыми волосами, щедро тронутыми сединой. Обветренное, морщинистое лицо. Глубоко посаженные, прищуренные глаза человека, много времени проводящего под открытым небом. Обычно он приходил на занятия чисто выбритым, но к вечеру щеки и подбородок покрывала тень пробивающейся щетины. И все же, даже с торчащими темными и седыми колючками, Даг Джеймс был хорош.
Невысокий, но крепко сложенный и широкоплечий.
Мускулистый. Кимберли знала, какие сильные у него руки, помнила, какая твердая у него грудь, — он работал с ней, ставил ей руку, поправлял стойку…
И еще у него было обручальное кольцо на безымянном пальце левой руки. Кимберли часто думала об этом, когда он только стал ее инструктором. Немолодой, женатый, совершенно не ее круга мужчина. Странно, но эти мысли только обостряли ее ощущения, заставляли ловить каждый его взгляд, замирать от каждого его прикосновения.
«Он не может быть посторонним…»
Кимберли вспомнила предостережение доктора Эндрюса, и ей стало не по себе. Она посмотрела на Дага Джеймса, такого притягательно мужественного Дага Джеймса, и волна желания прокатилась по млеющему от страха телу. Может быть, что-то подобное испытывала и ее мать к тому, кто потом зарезал ее? А Мэнди? Что чувствовала Мэнди?
— Кимберли, чем могу помочь? Она тупо, открыв рот, смотрела на Дага Джеймса и не могла произнести ни слова. Он улыбнулся:
— Извините, совсем не хотел напугать вас.
— Я вынуждена отменить все занятия, — сказала Кимберли.
Даг Джеймс улыбнулся, потом нахмурился. Она всматривалась в его лицо, пытаясь отыскать следы чего-то зловещего, но видела только искреннюю озабоченность, и это почему-то пугало еще больше. Что там говорил доктор Эндрюс? Убийца отыскивает у жертвы слабое место. То, чем она восхищается, в чем испытывает потребность. Чего хотят все женщины? Тепла, сочувствия, доброты. Этот человек должен казаться добрым.
— Мне очень жаль, Кимберли. У вас все в порядке?
— Где вы были вчера?
— Болел. Извините, я звонил вам домой, но вы, наверное, уже ушли.
— А прошлой ночью?
— Дома, с женой. Почему вы спрашиваете?
— Думаю, я вас видела. В одном ресторане.
— Вы ошибаетесь, Кимберли. Я заходил сюда на пару минут, чтобы забрать кое-какие бумаги, но потом сразу вернулся домой.
— К жене
— Да.
— Как ее зовут?
— Лори. Кимберли, послушайте…
— У вас ведь есть дети, да?
— Пока нет.
— Вы давно женаты?
— Мне не нравится этот разговор, Кимберли. Не знаю, что тут происходит, но вы выбрали неподходящее время для…
— Я думала, мы с вами друзья. Друзья ведь могут задавать вопросы, верно? Друзья могут разговаривать о том, что их интересует.
— Мы действительно друзья. Но мне не кажется, что наш разговор носит дружеский характер.
— И потому вы нервничаете?
— Да.
— А я задаю слишком много вопросов?
— По-моему, да.
— Почему? Что вы пытаетесь скрыть?
Даг Джеймс молчал. Он просто смотрел на нее. Пристально, но без всякого выражения. Кимберли ответила таким же взглядом, чувствуя, как дрожит, учащаясь, пульс, а пальцы сжимаются в кулаки.
— Я возвращаюсь в тир, — медленно сказал инструктор. Меня ждут.
— Я не вернусь.
— Мне очень жаль…
— Я уезжаю из этого штата. Вам никогда меня не найти.
— Хорошо, Кимберли.
— Я не такая легкая добыча, как моя мать.
— Меня действительно ждут.
— Она была прекрасной женщиной, вы это знаете? Может быть, не попала в ногу с женской революцией. Может, ей надо было еще немного потерпеть в браке. Но она любила нас, делала все, что могла, и старалась быть счастливой. Несмотря ни на что, она не сдавалась, она пыталась быть счастливой…
Голос дрогнул. Из глаз покатились слезы. Кимберли стояла посреди почти пустого фойе с муляжами животных на застекленной полке и провалившимся диваном и плакала на виду у начавших собираться других членов клуба. Даг Джеймс медленно попятился к двери, шаря по стене рукой.
— Мне плохо без мамы, — сказала Кимберли, и на этот раз голос выдержал.
Слезы остановились. Она стояла с сухими глазами, поднимая, что это еще хуже. Собравшиеся отворачивались. Даг Джеймс уже нашел дверь и скрылся за ней. Кимберли перевела дыхание и повернулась к столу. Юнец, претендующий на звание Самого Прилежного Работника Месяца, смотрел на нее с нескрываемым ужасом.
— Во сколько Даг Джеймс заходил сюда вчера?
— В восемь вечера, — пропищал юнец. — Зашел в офис, взял какие-то бумаги и сразу ушел. Его ждала жена. На улице.
— Ты ее видел?
— Да.
— Как она выглядит?
— Ну, не такая хорошенькая, как вы, — поспешно ответил он, все еще не понимая ситуацию.
Кимберли задумчиво кивнула. Мысленно она пыталась сложить разрозненные кусочки мозаики. Что сказала свидетельница о ее матери? Что ее мать и незнакомый мужчина подъехали к дому около десяти
