которым вы не хотите согласиться? Ну, а если завтра ваши дети снова построят тут такой город – что будет тогда?
Теперь на поляне поднялась настоящая буря. Гремели голоса. Взлетали кулаки.
– Не верим!
– Докажи!
– Я могу доказать! Но что толку доказывать вам – вы так уверены в безгрешности своего мира…
– Докажи нам! И если мы поверим…
– Ну что же будет тогда? – подзадорил я.
– Докажи нам! Сейчас же! Идем! И если ты прав, тогда… тогда мы будем говорить дальше. Тогда ты объяснишь нам, кто ты, зачем пришел к нам и зачем начал весь этот разговор.
– Тогда вы согласитесь пойти и сказать Хранителям Уровня, что не верите им? Но что в этом толку? Вас несколько сот, а сколько всего людей на планете?
– Конечно, намного больше. Но тогда мы пойдем в столицу. Мы будем говорить людям, кричать им: Уровень построен на крови, это нечестный Уровень! Скажи, а ты знаешь, что мы должны будет делать дальше?
– Знаю, кузнец.
– Покажи нам тот город! Иди, мы за тобой!
Люди покинули лес.
Колонна двигалась на столицу, и я вел ее.
Это была странная колонна. Она двигалась с лязгом, скрипом. Нарушители Уровня, Конструкторы странных вещей, наступали на столицу во всеоружии.
Грохотали паровые телеги. Их было четыре, ни одна не походила на другую.
На одной из телег было установлено грозное оружие: в толстом цилиндре было высверлено множество отверстий – каналов, и в каждый был заложен пороховой заряд и забита пуля. На Земле в свое время из такой конструкции родился пулемет. Тогда люди сгоряча решили было, что войнам пришел конец…
Лесные жители несли ружья, что заряжались не круглыми, как до сих пор, но продолговатыми, заостренными пулями. В стволах ружей были сделаны нарезы, заставлявшие пулю вращаться в полете.
Человеческая мысль во второй раз шла однажды уже пройденным путем, и это не веселило меня, но другого выхода сейчас я найти не мог.
Другие люди были вооружены арбалетами, тетива которых натягивалась одним движением рычага.
Иные – пращами, при помощи которых можно было метать не камни, но пороховые заряды.
Еще какие-то шагали на высоких ходулях, на которых передвигались быстро и ловко, не оступаясь и не падая. Они были вооружены длинными, тонкими пиками с режущими наконечниками.
И еще. И еще…
Люди шли, чтобы низвергнуть Уровень, утаивший от них, что в прошлом уже существовала – здесь, на их планете – гораздо более искусная цивилизация, которая была предательски уничтожена, после чего жизнь повернула вспять, возвратилась в сухое русло и теперь впадала не в бескрайний океан, а в болото с тухлой водой.
Люди шли, исполненные гнева и решимости.
Я по праву шагал впереди колонны, оставив Анну в лесу, товарищей – под огнем, катер – мальчишкам…
Я призвал их идти, заставил их поверить мне, потому что, лишь поверив, они смогли бы принять все наши откровения о судьбе их звезды и всей планеты, принять наши планы спасения и заставить принять эти планы и всех остальных людей, начиная с правительства. Я призвал их – и теперь у меня не могло быть иной судьбы, чем та, что постигнет их.
Я не был уверен в своей правоте. Но твердо помнил, что победителей не судят. И спасителей тоже.
Или не всегда?
Так или иначе, победив, мы спасем их и вывезем на Землю. Как – это придумают ученые. На Земле люди с этой планеты не пропадут. Они быстро освоятся, вольются в жизнь многомиллиардного человечества – и там найдут, наконец, удовлетворение, найдут возможность ничем не ограниченного творчества.
Что-то они, конечно, при этом утратят. Например, таких лесов на великой Земле уже не найти. Их только сейчас восстанавливают. Что же, опыт маленького человечества пригодится.
Нет, нет, безусловно, горожане, которые так просто не поверили бы нам, пришельцам, поверят своим землякам.
В пору сообщать на Землю, что можно начинать постройку спасательной эскадры.
Я шел и даже напевал под нос.
Меня не смущало оружие в их руках. Я уже убедился в том, что оно играло роль скорее символическую; убивать было противно воззрениям жителей этого мира, потому-то их так и возмутила гибель ранее существовавшего города.
И я шел и напевал, и люди вокруг меня тоже пели, и я вдруг с удивлением и улыбкой узнал в их напевах мелодии песенок, какие сам пел в молодости; кое-что уцелело, значит?
Только теперь эти мелодии пелись торжественно, как гимны: они принадлежали истории нового народа.
Грело солнце. Над дорогой клубилась пыль.
Глава девятнадцатая
Когда катер с капитаном и его спутниками на борту скрылся за вершинами деревьев, Уве-Йорген сказал Георгию:
– Теперь твоя очередь. Лети в столицу и привези Питека. Перемирие заключено на час. Может быть, удастся потянуть время и еще немного, но переговоры вообще-то не моя стихия. А Питек нужен здесь.
– Мы вдвоем тоже можем защищаться.
– Согласен, мой доблестный воин. Но защищаться – этого мало, так не выигрывают войны. Нужно нападать. – Спартиот откинул голову. Рыцарь кивнул и улыбнулся. – Только нападать.
– Скажи, Рыцарь, ты еще веришь в то, что мы можем спасти их?
Уве-Йорген склонил голову набок.
– Не знаю, штурман. Этого сейчас никто не знает. Но солдат всегда должен быть уверен в конечной победе – иначе что заставит его рисковать жизнью?
– Любовь к своей земле, – сказал Георгий.
– А если он дерется не на своей земле? Как мы сейчас, например? Но не медли. Время уходит. Выполняй приказание.
– Хорошо, – ответил спартиот. Не скрываясь, он пересек поляну, миновал осаждающих и скрылся за деревьями. Никто не тронул его, только некоторые посмотрели вслед, но тут же отвернулись. Видимо, перемирие они воспринимали всерьез.
Потянулись минуты. Уве-Йорген плотно закусил и растянулся на траве, положив автомат рядом. Маленькое солдатское счастье: живот набит, не стреляют и можно спокойно полежать. Сколько этого счастья впереди? Минут сорок? Нет, всего полчаса. Что же, полчаса счастья – очень много…
Счастья оставалось десять минут, когда он впервые покосился вверх. Катера не было. Надо надеяться, что с Питеком в городе ничего не стряслось и он не очень опоздает на место встречи. Хотя с чувством времени у него, откровенно говоря, плоховато: тот факт, что в сутках двадцать четыре часа – ну, пусть здесь даже двадцать шесть, – до сих пор представлялся охотнику малозначительным – конечно, если он не сидел за пультом корабля… Чего доброго, через семь минут придется держать оборону в одиночку. Что ж, можно воевать и так… Хотя думать об атаке тогда будет уже сложно, да и спастись без катера вряд ли удастся. А, какая разница, подумал он с привычным фатализмом: чуть раньше, чуть позже…
Он перевернулся на живот, поудобнее примостил автомат. На этот раз играть придется по моим правилам, подумал он. Во всяком случае, я буду играть по моим, а они – как знают. Их дело. Ага, зашевелились. Нет, пусть начинают они. Я отвечу.
Один из осаждавших встал и направился к Уве-Йоргену, размахивая руками. Оставалось еще три минуты. Снова парламентер? Интересно… Рыцарь держал приближающегося на мушке – на всякий случай. Может быть, это военная хитрость? Они ведь наверняка знают, что он остался один. Бросок гранаты – и кампания будет закончена. Он усмехнулся: откуда у них гранаты? Впрочем… кто сказал, что гранат не может
